Подарок для Подмастерья из Архива

[langya-challenge]

Подарок для  Подмастерье из Архива

Номер исполняемой заявки: № 6
Название: Заветное желание
Авторы: Aerdin, МИ-2
Формат работы: текст
Пейринг/Персонажи: ОМП/Сяо Цзинъянь, упоминается Линь Шу/Сяо Цзинъянь
Жанр: мистика, PWP, missing scene
Категория: слэш
Рейтинг: NC-17

Ночной ветер нес с моря запах гниющей рыбы и водорослей, выброшенных утренним штормом. Иногда ветер стихал, и тогда по воздуху тянулся сладковатый дым дешевых благовоний - курительными палочками оказался утыкан весь берег.
- С ума они здесь посходили, что ли? - проворчал за спиной Цзинъяня Ле Чжаньин.
Толкового и исполнительного офицера Цзинъянь подметил сразу же по приезду в эти края, а потом, посмотрев на него в деле, и вовсе сделал своим помощником, так что теперь Чжаньин считал своим долгом сопровождать принца везде, куда бы тот ни отправился. Не навязываясь, но и не давая Цзинъяню возможности придраться к какой-нибудь мелочи и отказаться.
На самом деле, это здорово скрашивало тоску по сяо Шу. Уже полгода прошло, а конца длительной поездке все не предвиделось.
- Осторожнее, ваше высочество, тут камни склизские.
Цзинъянь только поморщился, перепрыгивая с громадного валуна на валун поменьше.
Чем дальше они отходили от рыбацкой деревни, тем больше становилось свечей и ароматических пирамидок. Чадящие тонким дымком, они были прилеплены к камням на воск или же стояли на врытых в песок деревянных столбиках.
- Похоже, они все тут кого-то боятся, - вновь заговорил Чжаньин и поднял факел повыше, когда Цзинъянь остановился у высокого столба, на котором развевались обрывки каких-то тряпок. В неверном свете те казались грязными и полинявшими, но возвращаться сюда при солнечном свете, чтобы проверить свою догадку, Цзинъянь не собирался.
- Глупости все это, - усмехнулся он, поворачиваясь и пытаясь разглядеть впереди нужную скалу. - Страшнее людей нет никого.
- Угу, - не очень уверенно отозвался Ле Чжаньин, - только вот не хотелось бы...
Чего именно тому не хотелось, Цзинъянь слушать не стал. Сам он приехал сюда с одной конкретной целью и, не достигнув ее, уезжать не собирался.
Он желал отыскать жемчужину размером с голубиное яйцо - подарок для сяо Шу.
Вот только выполнить шутливое обещание оказалось непросто. Дунхай всегда славился жемчугом, о его рынках, где драгоценными морскими слезами могли торговать корзинами, ходило много слухов, и Цзинъянь был уверен, что хоть и не без труда, но найдет там нужное.
Но ювелирные лавки оказались бесполезны. Цзинъянь обошел их все: он видел белоснежный и розовый жемчуг, черный и даже золотой. Он пригоршнями зачерпывал мелкий, точно рис, речной жемчуг и придирчиво разглядывал крупный морской, с лесной орех, что переливался на черном бархате, словно звезды на ночном небе. Потерпев неудачу, Цзинъянь без особой надежды перерыл товар у обычных продавцов, а потом и у тех, что привозили жемчуг из-за моря, но на вопрос о жемчужине размером с голубиное яйцо купцы лишь разводили руками и охали насчет ее невозможной редкости.
Тогда, устав ходить, Цзинъянь устроился в чайной и потребовал себе гибискусового отвара. Разочарование не позволяло ощутить даже вкуса лепешек, поданных хозяином, и Цзинъянь отодвинул от себя еду, расстроенный неудачей.
Тогда-то и появился тот старый даос.
Цвета его платьев Цзинъянь не смог разобрать: в какой-то миг одежда старика казалась серой, в какой-то - почти белой, а иногда солнечные лучи по-особому скользили по ней, и мерещилось, что ткань переливается серебром. Но, какого бы оно ни было цвета, вблизи богатое платье было ветхим и дырявым, а оборванные края рукавов торчали нитками.
- Принц ищет диковину, - шепеляво пробормотал он, низко поклонившись, и Цзинъянь, собравшийся было одернуть странного старика, промолчал. - Принц может попытать свои силы здесь, сказать, что желает. Люди говорят: за доблесть положена награда. Только нужно прийти ночью и одному, совсем одному…
На стол перед Цзинъянем лег обрывок мятой бумаги, на котором выцветшей тушью было написано название деревни.
- Старое святилище, ваше высочество, - шелестя, словно прибой, проговорил даос, пряча ладони в рукава и снова кланяясь. - Там все его знают, не заблудитесь.
Позади Цзинъяня что-то загромыхало, словно на пол опрокинулась целая стойка с оружием, но обернувшись, он увидел лишь служанку над разбитыми черепками.
- А откуда… - вновь повернулся Цзинъянь к своему собеседнику, но старик уже уходил, подволакивая за собой ноги, и даже выскочив следом на улицу, Цзинъянь не смог разыскать его в толпе, как ни старался.
Рядом с недоеденными лепешками на столе лежала расколотая раковина, сплошь выстланная изнутри перламутровым слоем.
Должно быть, именно потому Цзинъянь и отправился искать заброшенное святилище на морском берегу.
Саму пещеру он едва нашел - темный провал, ведущий вглубь скалы, закрывала отколовшаяся от породы щербатая глыба. Здесь не помогли бы и факелы, свет, словно по замыслу неведомого духа, отражался от камней и играл бликами, обманывая взгляд.
Цзинъянь с Чжаньином крутились на одном месте, раз за разом разглядывая скалы вокруг, и, если бы тучи не раздернуло ветром, открывая луну, святилище они бы не отыскали и до рассвета. Но сейчас же...
- Вот оно, - выдохнул Цзинъянь и переложил свой факел в другую руку. - Оставайся здесь и жди меня.
- А если… - начал Ле Чжаньин, но Цзинъянь оборвал его возражения.
- Сам же слышал, - сказал он, ощущая внутри странный холодок, - местные что говорили? Статуя всегда исполняет желания. Нужно прийти одному и отбросить страх.
- А вдруг…
- Жди здесь, - приказал Цзинъянь, вытаскивая меч. - Если к рассвету не появлюсь, зайдешь внутрь, ясно?
- Да, ваше высочество, - с явным неодобрением ответил офицер Ле, но Цзинъянь его уже не слушал.
Под каменным сводом оказалось тепло и тихо. Шорох шагов, позвякивание доспехов, даже дыхание - звуки глохли и тонули в темноте, против которой даже факел оказался бессилен. Цзинъянь решил бы, что здесь все выстлано толстым мхом, скрывающим любой шорох, если бы не капли воды, которые падали где-то впереди и громко разбивались о камни.
Кап.
Кап.
Кап.
Факел вдруг зашипел и погас, оставляя его во мраке. Помня про испытание, Цзинъянь осторожно сделал шаг вперед, потом еще один, а в следующий момент из-под ног исчезла земля, и он, глухо вскрикнув и выпустив меч, кубарем скатился куда-то вниз и рухнул в воду.
Та хлынула в глаза, в уши, Цзинъянь извернулся, нашарив ногами дно, и оттолкнулся, стремясь на поверхность - к свету.
Что?!
Из дыры в потолке и впрямь лился лунный свет, выхватывая из темноты огромную каменную фигуру, водруженную кем-то посреди маленького озера, куда и свалился Цзинъянь. Хорошо еще меч он обронил, когда упал, до воды.
Озерцо и впрямь оказалось неглубоким, он почти сразу понял, что даже плыть не придется - вода доходила ему до плеч, и чем ближе он подходил к каменному идолу, подставлявшему свои многочисленные руки к лунному свету, тем становилось мельче.
У самой статуи вода отступила совсем, открывая крохотный островок.
Кого изображала статуя, Цзинъянь не знал, но он, впрочем, мог разве что отличить Гуаньинь от Амито-Фо, чего уж было говорить о рыбацких божках - а статуя явно изображала кого-то из последних, судя по выточенному из камня кораблю, который лежал на одной из ладоней этого морского духа или бога.
Цзинъянь подошел к идолу вплотную, с интересом разглядывая его со всех сторон, и только сейчас разглядел: в одной из рук, той, что статуя прижимала к груди, горела неведомо кем зажженная свеча.
Огонь, конечно же!
Цзинъянь торопливо вытащил из-за пазухи листок-заклинание о помощи, который начертал еще в городе. Бумага подмокла с одного края, но тушь не расплылась, и Цзинъянь, испытывая невольное волнение, поднес сухой краешек к слабому огню свечи.
- Дай мне жемчужину размером с голубиное яйцо, - прошептал он, глядя, как занимается пламенем бумага, - и я выдержу любое твое испытание.
Та полыхнула с неожиданной силой - и выгорела так быстро и ярко, что Цзинъянь даже не успел обжечь пальцы. Только отшатнулся от неожиданности, но снова упрямо сделал шаг обратно, к статуе, вглядываясь в ее лицо.
Было непонятно, что делать дальше. Статуя молчала, меч Цзинъянь потерял в темноте, и, по-хорошему, его следовало начинать искать, а не стоять перед каменным идолом, остро чувствовуя себя дураком, поверившим старому проходимцу. Сяо Шу точно будет смеяться, если услышит эту историю.
Вдруг в дальнем краю пещеры с глухим шорохом что-то осыпалось - точно камни со стены скатились. Цзинъянь резко обернулся, пытаясь высмотреть в темноте хоть что-то, но в следующий миг и про камни забыл, потому что подсвеченная луной гладь озера вдруг заволновалась, и над водой на миг показалось что-то темное и блестящее, будто спина большой рыбы.
- Или змеи, - холодея, прошептал сам себе Цзинъянь и отступил поближе к статуе. Про морских змей он слышал только от учителя Ли, и встречаться с ядовитой и очень опасной гадиной не хотелось. А тем более такой - с две руки толщиной, а то и больше.
Вода тем временем вновь ожила, словно в глубине сражались друг с другом неведомые твари, и Цзинъянь вновь увидел мелькнувшую влажную спину - одну, две... и еще одну поменьше… Он торопливо прикинул, сможет ли забраться на статую и спасет ли она его, если змеи вдруг поползут на крошечный островок, а потом вдруг почувствовал, как его что-то дернуло за ногу.
Цзинъянь не успел даже испугаться. Надежно вколоченные Мэн Чжи навыки сработали раньше: он двинул ногой туда, куда его тянули, натяжение ослабло - и крутанул ступню, выворачиваясь из хватки. Отшатнулся вплотную к статуе - и едва не заорал, когда показалось, что она ожила, обхватив его всеми своими руками.
Вот теперь страх догнал его и едва не вышиб дух.
Цзинъянь дернулся изо всех сил - луну закрыло набежавшим облаком, и во мраке разобраться в том, что происходит, никак не получалось. А прикосновение к ноге вернулось снова, и что-то поползло от колена вверх, задирая край платья - а заодно и доспеха.
А ведь поднять тяжелые пластины никакая бы змея не смогла!
Он замер, не шевелясь - вдруг это что-то примет его за камень и уползет прочь? Но тут сквозь отверстие в потолке вновь пробился лунный свет, и Цзинъянь увидел, что именно его держит!
Лучше бы не смотрел. Вокруг шевелилось что-то темное, похожее на клубок змей, словно Цзинъянь разом очутился в огромном кубле. Сердце заколотилось в горле, спина под доспехом взмокла, и с необычайной остротой вспомнилось, что в отличие от Ле Чжаньина он всегда терпеть не мог надевать кольчужный воротник - и пришел без него сейчас.
Впрочем, и от воротника не было бы пользы, если эта дрянь захочет задушить его. Даже с поддоспешной рубахой кольчужная ткань скорее сдавит горло и промнет кожу, а потом станет невозможно дышать.
Левую ногу вновь оплело над щиколоткой. Голенище сапога плотно прижало к ноге, да еще эта промокшая насквозь одежда липла к коже, и Цзинъянь чувствовал все, точно был обнаженным: как перебирали присоски по бедру, словно распробывая на вкус плотный хлопок, и какими теплыми были щупальца поймавшей его неведомой твари. Он запрокинул голову, боясь увидеть над собой голову осьминога - с клювом, способным раскалывать даже створки раковин, но с облегчением увидел в лунном свете лишь каменного истукана, спокойно глядевшего на озерцо.
Значит, смерть Цзинъяню все же не грозила. Наверное...
Он рванулся, вновь попытавшись освободиться, но в тот же миг щупальце, скользившее по его левой ноге, вдруг плотно сдавило щиколотку и дернуло ногу в сторону. А потом еще и вздернуло выше, почти лишив опоры под ногами - считать ею мягкую теплую плоть щупальца Цзинъянь отказывался.
Да что этой твари надо-то?! Он просто не понимал. Его уже полдесятка раз могли если не сожрать, так надкусить, но пока щупальца лишь оплетали его все сильнее - щиколотки, колени, запястья... заставляя развести в стороны ноги и заводя руки вверх и за голову.
А затем под спину его еще и толкнуло что-то, выгибая сильнее - но не так, чтобы сломать позвоночник.
- Да что за... - выдохнул Цзинъянь и от неожиданности замер, когда одно из щупальцев, извиваясь, прошлось по его паху.
Нажатие вышло негрубым, будто ласкающим, и уж точно настойчивым! Если закрыть глаза, можно было бы подумать, что это ладонь сяо Шу, и... От следующей мысли заполыхало лицо, а щупальце терлось, уже откровенно возбуждая, и плоть начала наливаться в ответ. Совершенно однозначные движения щупальцев - уже двух, если Цзинъянь правильно оценил свои ощущения, вызвали новую волну стыда внутри. Стыда, от которого стало совсем жарко.
Между тем проклятых отростков становилось все больше: некоторые, потоньше, поползли под доспехи, гладя тело своим бесконечным движением, а какие-то - тут Цзинъянь едва удержался от стона, - присасывались к янскому стеблю жадными поцелуями.
Ощущений как-то разом стало очень много. Он дернулся снова, но щупальца по всему телу на мгновение сжались туже, словно предупреждая, и Цзинъянь только крепче стиснул зубы и постарался расслабиться - или хотя бы не стонать.
Вряд ли Чжаньин услышал бы его снаружи, но все же не хотелось, чтобы офицер Ле застал Цзинъяня в таком виде.
Это, значит, испытание? Ну, если ему попадется еще этот старый даос!..
Словно услышав обращенные к старику угрозы, щупальца зашевелились активнее. Цзинъяня подняло еще выше, к раскинутым в стороны рукам статуи, и он на миг даже испугался, что упадет, если неведомо откуда возникшие щупальца вдруг исчезнут.
Но следующий миг показал, что бояться следовало другого.
Цзинъяня вдруг словно дернуло - казалось, будто под пояс штанов проросли тоненькие корни, и те, цепко ухватив мокрый, но самый плотный хлопок, простеганный с шелком, резко рванули его так, что ткань затрещала и...
- Эй, может, хватит?! - вскрикнул Цзинъянь, ощутив прикосновение к своей обнажившейся заднице.
Теплое, скользкое, упругое и очень, очень настойчивое!
Цзинъянь выругался, пытаясь вывернуться или хотя бы отодвинуться от прикосновения к медным вратам, свести вместе ноги, но щупальца, что крепко удерживали его ноги, потянули сильнее, оплетая еще и колени, раскрывая Цзинъяня еще больше, а между ягодиц так и продолжало тереться, надавливая и щекоча сжатые мышцы что-то гладкое и явно без присосок.
Цзинъяня окатило новой волной смущения и стыда, но тут щупальца под доспехами как-то проникли под нижнее платье, и мгновением позже соски сдавило, будто их оплело шелковыми шнурками и натянуло, заставляя Цзинъяня застонать. Плоть встала, точно каменная, и в тот же миг вокруг яшмовых бубенцов заскользило, прихватывая кожу чмокающими "поцелуями", еще одно щупальце.
Не в силах помешать ему, Цзинъянь только зажмурился и сжал кулаки, чувствуя, как перекатывается в неестественной ласке тайный мешочек, как мягко мнут его присоски, будто чьи-то ненасытные губы. А потом яшмовые бубенцы обволокло скользким теплом, сдавило так, что у Цзинъяня чуть искры из глаз не посыпались от возбуждения, и по самому навершию плоти с нажимом и вкруговую прошелся упругий кончик.
- Да чтоб тебя! - чуть не взвыл Цзинъянь, едва не сходя с ума от возбуждения. Его едва не разрывало ощущениями. Одно щупальце, обвившее янский стебель, безжалостно точными касаниями терло красную жемчужину, а другое тыкалось, раздразнивая, в медные врата - его скользкий кончик толкался в самые сжатые мышцы, пропихиваясь внутрь на цунь, не больше, но на каждый новый толчок у Цзинъяня замирало сердце. Казалось, вот-вот, еще немного! Но проклятущий отросток выскальзывал наружу - и все повторялось вновь. Цзинъяня уже трясло, но, запертый в собственные доспехи, растянутый, как морская звезда, и крепко удерживаемый - так, что толком не пошевельнуться! - он не мог даже избавиться от тех заползших под одежду щупальцев, что присасывались к сосками и тянули их, пощипывая, как струны циня.
И он бы уже кричал, точнее, стонал бы в голос, если бы по губам не скользило тоже что-то гладкое, теплое, нежное на ощупь и явно без присосок - а Цзиньянь уж точно не собирался играть на флейте какому-то помешанному на весенних удовольствиях божку!
Сияющий пик подкатывал, точно гроза с зарницами на все небо, Цзинъянь даже не пытался держать глаза открытыми, только стискивал зубы и мычал, содрогаясь от усиливающихся ощущений, уже не думая о том, что именно его вышвырнет на седьмые небеса. Но тут тайный мешочек вдруг что-то туго оплело и сжало, перехватывая драгоценную росу и удерживая ее внутри.
Цзинъянь выругался сквозь зубы так крепко и грязно, что даже на миг пришел в себя. А в следующий момент удерживающие его щупальца вдруг пришли в движение, переворачивая его в воздухе, поднимая еще выше, задирая вверх зад и вновь разводя ноги в стороны. Теперь Цзинъянь смотрел вниз, на каменный островок под изножьем статуи, на воду, уже спокойную, и значит, его самого подняли так, чтобы раскрытая задница оказалась точно перед лицом каменного идола. Будто тот и впрямь собирался смотреть на то, как будет иметь лянского принца!
"Взорву на куски", - мстительно пообещал статуе Цзинъянь, и в тот же миг щупальце, прижимавшееся к медным вратам, надавило сильнее, вторгаясь внутрь.
- Твою ж…- Цзинъяня точно в кипяток макнуло.
Эта штука внутри не была гладкой, она будто состояла из здоровенных живых бусин, нанизанных на стержень, извивалась и крутилась, натирая внутри все чувствительные места. Да что там! Цзинъянь словно весь превратился в одно чувствительное место!
Его соски вдруг с силой выкрутило, и в пах точно острой огненной молнией кольнуло, едва не вышибая дух.
В голове аж помутилось. Семя, казалось, ударило изнутри, но наружу не пробилось и капли, так крепко держало щупальце яшмовые бубенцы. И ладно бы только держало - но оно еще и гладило, ласкало и едва ли не облизывало их!
Перед глазами вновь поплыли разноцветные пятна. Едва удерживаясь в сознании, Цзинъянь облизнул губы и задел языком кончик щупальца, тыкавшегося в рот.
Солоновато-пряный вкус, точно настоящая плоть! Цзинъянь не успел даже до конца осознать эту мысль, как в заднице с силой толкнулось щупальце. Из глаз чуть ли не искры посыпались, таким удовольствием отозвалось все тело, Цзинъянь вскрикнул - и в тот же миг рот заткнуло нежной плотью. Точно янским стеблем прижало язык, вталкиваясь в том же ритме, что и щупальце в заднице. Цзинъянь и сам не понял, почему возбуждение вспыхнуло еще ярче, но зубы в ход так и не пустил. Да и стонать - кричать! - стало куда безопаснее.
Задница точно огнем горела, а внутри все продолжало тереться - часто-часто толкаясь в скрытую жемчужину, и Цзинъянь окончательно потерял себя. Он извивался, пытаясь вырваться - и излиться, наконец! - но спасения не было.
А потом в горячую, сумасшедшую, безумную смесь ощущений добавилось еще одно: черепашью головку точно обхватило чьим-то тесным и мокрым ртом, и щекочущее ощущение поползло внутрь плоти, словно тоненький усик вздумал приласкать Цзинъяня изнутри. И, словно дождавшись этого, переплетенные щупальца разошлись в стороны, шире растягивая медные врата, а в зад толкнулось, насаживая Цзинъяня на себя, третье!
Он взвыл, не помня себя, чувствуя только, как глубоко внутрь оно проникло, как, словно навстречу этому толчку, шевельнулся внутри каменно стоящей плоти тонкий отросток, заелозил, опустившись в глубь нефритового стебля едва ли не до самого основания. Третье щупальце толкалось внутри, еще два массировали потайную жемчужину, и Цзинъяню уже показалось, что мир поехал куда-то в сторону...
И вот теперь тварь освободила его яшмовые бубенцы из хватки.
Мир перевернулся, когда невиданное, ослепляющее наслаждение тараном ударило в тело, разум не выдержал накала - и погас.
Он очнулся от того, что в щёку упиралось, давя острым краем, что-то твердое. Цзинъянь с трудом поднял голову, опасаясь увидеть нечто еще более извращенное, чем похотливые щупальца, но оказалось, что он просто лежит на камнях. Пещеру постепенно наполнял свет поднимающегося солнце, каменная статуя, как оказалось, изрядно поросшая мхом, стояла на прежнем месте, вздымая к дыре наверху шесть своих рук, и никаких щупальцев не было и в помине. Цзинъянь пошевелился и, подтянув повыше штаны, сел. Тело ощущалось тяжелым, неповоротливым, в заднице немного саднило, а яшмовые бубенцы чувствовались опустевшими до последней капли. Но вот кожа не сохранила ни синяков, ни - к большому удивлению Цзинъяня! - даже следов пролившегося семени. Как будто поимевшая Цзинъяня тварь имела целью заполучить себе драгоценную росу и выдоила его досуха, сначала заставив потерять сознание.
Странно только, что штаны практически не пострадали. Они выглядели так, словно Цзинъянь зацепился за что-то острое и вырвал небольшой клок у пояса... Но ведь... Не могло же Цзинъяню это все привидеться?!
Он торопливо подвязал штаны обрывками завязок, а потом быстро ощупал себя всего.
Нового ничего не обнаружилось. Не могло же в пещере быть каких-то дурманящих испарений, которые, если ими надышаться, навевали столь возбуждающие и неестественные иллюзии? Цзинъянь с подозрением покосился на статую, в одной руке которой по-прежнему горел огонек изрядно уменьшившейся свечи, а в другой...
- Что?!
В другой лежала большая жемчужина, переливаясь в солнечном луче бликами. Цзинъянь подпрыгнул и схватил ее, не веря своим глазам, но жемчужина была настоящей, редкого качества и… оттенка мужского семени.
Осознав это, Цзинъянь залился краской и тут же услышал, как где-то его выше и дальше окликает Ле Чжаньин.
- Ваше высочество! - кричал тот. - Вы где?
- Здесь! - Цзинъянь покрутил головой в поисках выхода и увидел в дальнем краю пещеры большой пологий лаз, по которому в озерцо стекала вода.
Именно по нему, похоже, он слетел накануне, и там же, где лаз обрывался в озеро - да! - сквозь прозрачную, подсвеченную солнцем воду, Цзинъянь увидел свой меч, лежащий на разноцветных камушках дна.
Цзинъянь бросился в воду, торопливо пересек озеро и, вытащив меч из воды, почувствовал себя куда увереннее.
- Ваше высочество! Отзовитесь! - вновь закричал Ле Чжаньин уже совсем рядом, а потом своды пещеры отразили в сердцах выдохнутое ругательство, раздался лязг доспехов, и по пологому лазу кубарем скатился человек, обрушившись в воду и обдав Цзинъяня множеством брызг.
- Вы... Ваше высочество! - выдохнул офицер Ле, когда Цзинъянь выдернул его из воды, ухватив за шиворот. - Ух ты! А это кто?
- Понятия не имею. Знаю только, что теперь мы с тобой оба мокрые, - пробормотал Цзинъянь, почему-то опасаясь повернуться к статуе лицом. - Давай выбираться отсюда.
- Да, ваше высочество! Конечно!
Ле Чжаньин начал подниматься первым, то и дело поскальзываясь на гладком мокром камне. Оказавшись же наверху, он снял с себя пояса и, связав их, бросил один конец Цзинъяню.
- Давайте, ваше высочество! Я вас удержу!
Желая покинуть озерцо как можно быстрее, Цзинъянь уже сделал первый шаг к выходу, как в спину словно уперся тяжелый взгляд. Цзинъянь вздрогнул и невольно обернулся к статуе. Теперь, на рассвете, в подземной пещере было куда светлее, чем вчера вечером, и Цзинъянь смог разглядеть лицо идола. Накануне ночью, в вязкой, подсвеченной луной полутьме, оно казалось грубо вырубленным из камня, едва ли не топором, но сейчас под разгорающимся солнечным светом, становилось ясно, что, в отличие от тела и рук, лицо статуи было вырезано с необычайным мастерством.
Изящные, полные утонченной красоты черты ничуть не походили на округлые, исполненные благодати лики буддийских статуй. Строгие, высокие скулы, едва намеченные тонкие губы, миндалевидные глаза с трещинкой над правым веком, точно шрамом... Казалось, статуя смотрит прямо на него, все еще удерживая на ладони маленький корабль.
Цзинъянь невольно сглотнул, а потом крепче сжал в кулаке жемчужину, намотал конец пояса Чжаньина на запястье другой руки и стал выбираться наверх - к выходу из пещеры.
Он ни разу не обернулся, но этого и не требовалось: лицо статуи намертво отпечаталось в его памяти. И ее слабая, но довольная улыбка тоже.
Разумеется, он никому не собирался сообщать о том, что случилось. Даже заколебался: признавать ли, что добыл жемчужину, или отговориться невозможностью найти такую большую. Сяо Шу, конечно, не особо расстроился бы - задача и впрямь была сложной! - но все же он так редко что-то просил, и потому хотелось не ударить в грязь лицом.
Но когда Цзинъяню доложили, что случилось в столице, вопрос, рассказывать ли, полностью утратил смысл, а маленькая шкатулка с жемчужиной канула на самое дно дорожного сундука. Поначалу он едва помнил себя от горя, а потом словно задеревенел и, даже приказав повесить в своем кабинете лук Линь Шу, не стал класть шкатулку на стол рядом.
Годы тянулись, словно осенний дождь; Цзинъянь воевал и старался не задерживаться в столице. Давно заскорузшая корка на месте старой раны надломилась только на двенадцатый год, когда, вернувшись в Цзиньлин, Цзинъянь услышал, что объявлено состязание за руку Му Нихуан.
Почему-то именно это стало последней каплей. Нихуан, обещанная сяо Шу самой прабабушкой, вот-вот должна была выйти замуж за другого, и Цзинъянь, не выдержав, разыскал в сундуках шкатулку с жемчужиной.
Он долго колебался перед тем, как открыть крышку, медля из суеверного страха: за все эти годы жемчужина могла исчезнуть, потускнеть, рассыпаться… Цзинъянь стиснул зубы, обругал себя трусливым дураком и открыл коробочку.
Жемчужина с бархатного ложа никуда не делась, оставшись такой же безупречной в своем совершенстве несмотря на пролетевшие годы. А Цзинъянь снова понял, что не знает, что делать. Выпрашивать у отца поручение в Дунхай? Просить о позволении покинуть столицу? "Задержаться в пути" во время следующей инспекции по гарнизонам?
- Я больше не могу без него, - губы словно сами собой выговорили беспомощное признание, в то время как пальцы гладили округлый жемчужный бок. - Я готов заплатить. Первенцем, годами жизни, серебром - всем, что имею.
Но жемчужина, разумеется, молчала. И даже сны в эту ночь выдались обычными и ничем не напоминали лихорадочный дурман, испытанный тогда в маленькой рыбацкой деревушке. Должно быть, так и оставшийся безымянным божок ничего больше не желал получить от Сяо Цзинъяня, седьмого, самого несчастливого принца Великой Лян.
А на следующий день во дворце рядом с Му Нихуан Цзинъянь встретил господина Су.
Разъяренный положением Тиншэна и чрезмерной дерзостью евнуха, Цзинъянь не сразу обратил внимание на человека в скромном сером платье простолюдина, который присел рядом с мальчиком на ступени и терпеливо его расспрашивал. Цзинъянь даже успел оценить удивительные манеры неизвестного господина: пока княжна Му пыталась сгладить неловкость в отношении принца крови, ее нетитулованный спутник немедленно нашел повод отойти в сторону и заняться Тиншэном.
Тогда, пожелав отвлечь от сына принца Ци ненужное внимание, Цзинъянь поспешил бросить небрежное: "Кто вы?", и застыл, не веря своим глазам, когда незнакомец поднял голову.
В лицо словно вновь ударил морской ветер, запах выброшенных штормом водорослей и аромат дешевых благовоний, стелившийся по берегу.
У простолюдина Су Чжэ было прекрасное, словно выточенное искусным резчиком, лицо рыбацкого божка: те же тонкие черты, тот же шрам на веке! - и вкрадчивый голос худшего из придворных лизоблюдов, и тяжелый пристальный взгляд, который Цзинъянь просто не мог спутать ни с каким другим!
- Я простолюдин, поэтому неудивительно, что ваше высочество принц Цзин меня не знает.
По коже словно мороз прошелся. Ожившее божество, которого так боялись, что поклонялись тому даже не в святилище, а рядом, намекало на давнее "знакомство"!
"Не узнаю вас без осминожьих щупалец", - едва не сорвалось едкое с языка, почти как раньше, когда он бил словами прежде, чем разум успевал понять, стоил ли того собеседник.
Но проведенные на границах годы пошли Сяо Цзинъяню на пользу, да и голос сяо Шу, время от времени звучавший в голове, останавливал теперь от поспешных речей. "Когда же ты научишься думать, что говоришь, Буйвол?" - образ друга здесь, во дворце, был особенно реален, и теперь призрачный сяо Шу смеялся за спиной внимательного Су Чжэ. - "Напридумывал себе неизвестно что, собственной тени испугался?".
Но Цзинъянь боялся другого - что отдал рыбацкому божку Тиншэна, которого поклялся защищать!
Порыв ветра дернул полы одежд и звякнул серебряными цепочками в головном уборе Нихуан. От Су Чжэ не пахло благовониями - ни дешевыми, ни дорогими, и ветер донес лишь горьковатые запахи лекарственных трав. Сяо Шу громко хмыкнул, рассеиваясь с ветром, и Цзинъянь немного успокоился.
- Смогли пройти за стены дворца, сопровождаете княжну, - отметил он. - Так уж и заурядный простолюдин?
Су Чжэ поклонился, и в новой улыбке Цзинъянь внезапно увидел совсем другого человека.
Конечно, он мог ошибиться, память тоже искажала прошлое, и если бы не шрам на веке… После того, как Су Чжэ предложил освободить Тиншэна из рабства, Цзинъянь, искренне желая вызволить мальчика со Скрытого двора, частью души все же надеялся, что новый знакомец потерпит неудачу. Но то, как именно Су Чжэ провернул это дело, заставило Цзинъяня похолодеть.
Он приехал в Снежный павильон так быстро, как только смог, и даже не ответил на улыбку Тиншэна, явно обрадованного встречей.
Цзинъянь желал знать, какова будет запрошенная цена и что именно он ненароком приобрел, произнеся заветное желание над жемчужиной размером с голубиное яйцо. И даже не удивился, услышав то, к чему невольно готовился.
- Я желаю вас, - твердо выговорил Су Чжэ.
Или воплотившийся в человеке божок, создавший себе вполне реальное прошлое ровно в двенадцать лет глубиной?
"Я желаю вас".
Как будто, стоило Цзинъяню покинуть Дунхай, дух каменного идола отправился следом.
"Что, я так понравился?" - но этот вопрос Цзинъянь тоже удержал на языке.
Рыбацкий божок все еще хотел его - только его! - и раз так, условия Сяо Цзинъяня вполне устраивали.
Сначала он ждал, что тот явится ночью, и выгонял слуг, чтобы те не услышали, как будет кричать от наслаждения запретными ласками императорский сын. Потом Цзинъяню начали сниться наполненные плотским огнем сны, а Су Чжэ - или Мэй Чансу? - всё не требовал своей платы.
Время шло, трон становился все ближе, оправдание оклеветанного и погибшего друга - все реальнее, а потом Цзинъянь внезапно получил, что хотел - сяо Шу, живого, с другим лицом, умиравшего от таинственной болезни! И проклял все, когда друг решил умереть на войне. Оказалось, что желания следовало озвучивать предельно точно.
Увидев жемчужину, оставленную у поминальной таблички, Цзинъянь едва поверил собственным глазам. Ему не могло так повезти третий раз, не могло!
- Верни мне сяо Шу живым и здоровым, - прошептал он в тишине поминального храма и поцеловал переливавшийся нежным блеском шар. - Пусть он останется останется со мной на долгие годы, прошу тебя.
Рыбацкий божок, конечно же, не ответил. Но теперь Цзинъянь умел ждать, и пять-семь лет, что понадобятся другу на то, чтобы победить болезнь и вернуться, были весьма малой тому ценой.
А если нет…
Что ж, пещеру на морском берегу рядом с захудалой рыбацкой деревенькой в Дунхае Цзинъянь отыщет и с закрытыми глазами.