[langya-challenge]

Текст для White_Lotus_

Название: Вкус отчаяния
Автор: Серпента
Номер заявки: 3
Персонажи: Сяо Цзинъянь, Сяо Цзинъюй
Рейтинг: PG
Категория: джен
Жанр: драма, АУ
Размер: мини, 1200 слов
Краткое содержание: Во время дела Чиянь Цзинъянь был в столице.

Он лежит - и чувствует спиной, как под ним трясётся земля.
Его куда-то везут.
Это почему-то неправильно, но он не может вспомнить, почему.
Пальцы сжимают его запястье. Он хочет подняться, пошевелить рукой, но тело не слушается.
Он открывает рот - и голоса тоже нет.
- Спите, Сяо Цзинъянь, - говорит незнакомый ему человек и убирает пальцы с его запястья.
Он проваливается в темноту дальше и вспоминает: Сяо Цзинъянь. Это он. И он совсем не должен здесь быть…


…Ему не дали дойти до дворца: перегородили дорогу, окружили. Цзинъянь не знал, осмелились бы его просто убить - как-никак, он был сыном императора, пусть только седьмым. Он видел в глазах гвардейца, который стоял ближе всех к нему, страх. А потом через стражу протиснулась Ся Дун, и в её глазах горела ненависть.
Его привели в камеру, отделённую одной стеной от камеры старшего брата. Только тогда - услышав голос брата Цзинъюя - Цзинъяня проняло, что всё это было правдой. Слухи, обвинения, аресты.
- Я не верю, - сказал Цзинъянь сразу же. Прижался к стене, щёку полоснуло холодным камнем. - Старший брат, слышишь?.. Я не верю! Кто поверит?.. Разве ты… И дядюшка Линь!.. Это грязная ложь, разве отец не знает это лучше, чем кто угодно другой?!
- Цзинъянь, - голос брата отдавался в стены прохладным эхом, - раз мы уже здесь, метания не принесут пользы. Не растрачивай силы.
Цзинъянь повернулся, съезжая по стене спиной.
- Если бы я успел доехать до дворца… - вырвалось у него.
- Ты раздражил бы отца - и только. Разве в гневе - а он нынче несомненно в гневе - он стал бы тебя слушать?.. Но не отчаивайся, младший брат.
Голос брата Цзинъюя растекался по камням, и Цзинъянь как будто чувствовал его спиной.
- Что бы ни случилось - тебя не должны тронуть.

Воспоминания ускользают от него, и он не может понять, где начинаются, а где заканчиваются те обрывки, которые всплывают и исчезают в его мыслях. Старший брат, Холодная камера…
Где он сейчас?
И где сейчас он, Сяо Цзинъянь, сам?
Его губ касается промоченная тряпка. У неё резкий запах - лекарства. Капли стекают по губам в рот, и он глотает, не задумываясь.
С трудом разжимает губы.
- Где я?
Другая - прохладная, но тоже мокрая - тряпка - обтирает его лоб.
- В безопасности, - отвечает всё тот же незнакомый голос.


Брат Цзинъюй больше молчал. Цзинъянь вслушивался через стену, улавливал каждый звук, но брат, похоже, даже не двигался. Только когда им приносили еду, Цзинъянь слышал шаги и спокойный голос: брат Цзинъюй никогда не забывал поблагодарить тюремщика.
Цзинъянь - так не мог. Он вымерил свою - просторную и чудовищно пустую - камеру в первую же стражу, вдоль, поперёк и наискось.
Цзинъянь вспоминал - как он провожал сяо Шу на север, как отложили его отъезд в Дунхай, как накануне всего пришёл к матушке и видел супругу Чэнь. Отца он в тот день не видел, но ещё неделю назад он принимал их всех, братьев, и шутил, и смеялся, и наказывал Цзинъяню задумываться о будущем и слушаться старшего брата.
Всё произошло слишком… быстро.
И никто не усомнился. Такого просто не могло быть.
Это была спланированная атака, наступление, которое готовилось на брата Цзинъюя - и семью Линь. Готовилось долго - теперь, после двух дней в камере - Цзинъянь это понимал. Невозможно было бы сделать такое быстро.
Он не мог только понять: кто? как?
И самое главное - сумеют ли они отбиться.
Брат Цзинъюй всё молчал.
Цзинъянь решился позвать его, когда уже клонило в сон.
- Старший брат?
- Что, Цзинъянь?
- Отец знает, что ты не виноват, - проговорил Цзинъянь с убеждённостью.
- Знает, - ответил ему брат.
Но в его голосе не было надежды - только задумчивость.


- Почему я всё время сплю? - спрашивает он. Губы слушаются с трудом. Глаза - слезятся, и сквозь пелену и в сумраке - комнаты? - он не может разобрать, где он. Он может лишь выловить из темноты очертания - белые рукава, широкие плечи, длинные волосы. Мужской голос и тёплые руки - это он не разбирает, но тоже знает. И - внимательный взгляд. Это он только чувствует - в полумраке не взглянуть в глаза.
- Яд. Он медленно выходит из вашего тела. Не торопитесь, Сяо Цзинъянь. И слушайте лекарские указания.
Тёплые пальцы приоткрывают ему губы, и в горло с ложки стекает жгучее лекарство. Он сглатывает, смаргивает - глаза ещё больше слезятся.
- Скажите… что случилось, - просит он. - Хоть что-нибудь.
Голос молчит - раз, два… Десять ударов сердца в ушах.
- Что вы помните? - спрашивает голос.
Цзинъянь зажмуривается - слёзы мешают сосредоточиться - и силится вспомнить.


Ещё три дня - и в Холодную камеру спустился Ся Цзян. Цзинъянь его не интересовал.
Он зашёл сразу к брату Цзинъюю: лязгнул замок, заскрежетала решётка.
Цзинъянь прислушался: говорили тихо, и он не мог разобрать всего, даже приникнув к стене.
- …можете настаивать на своей невиновности дальше, Сяо Цзинъюй. Думаете, это вам поможет?
- Я прошу встречи с отцом-императором.
- Боюсь, его величество непреклонен.
- Отец-император не желает даже собственными глазами посмотреть на сына-мятежника?
- Разве его величеству нужно видеть мятежника, чтобы знать, что это мятежник?
- Значит, вы уже завершили расследование? Я уже приговорён?
- Боюсь, дело достаточно очевидное.
- Вот как.
Цзинъянь слышал удаляющиеся шаги за стеной.
- …спасти - не получится, но возможно ваши действия, Сяо Цзинъюй, не дадут пострадать… тем, кто ещё не замешан.
- Вы же утверждаете, что у вас достаточно доказательств, глава Ся?
- В таком деле доказательств никогда не бывает слишком много. Тем более - для уверенности его величества.
Он так и не услышал окончания разговора.


Он вскидывается на постели, и тело, которое он по-прежнему почти не чувствует, позволяет ему.
- Эй!
Лекарь, который всё это время с ним, удерживает его одной ладонью. Ловит взгляд - он впервые видит его лицо. На лице лекаря - беспокойство.
- Мой старший брат, - говорит Цзинъянь, - что с ним?..
Лекарь выдерживает долгий взгляд - у Цзинъяня начинают слезиться глаза.
- Что с ним? - повторяет он.
И вдруг вспоминает, что так неправильно в происходящем.
Его не должно здесь быть.


- Цзинъянь.
Брат Цзинъюй позвал его в первый раз за всё время, что они провели в тюрьме. Цзинъянь бросился в угол, откуда слышался тихий голос.
- Старший брат? - прошептал он громко в каменную кладку.
- Цзинъянь. Завтра тебя уведут отсюда. Помни: ты невиновен и должен выжить. Любой ценой.
- Брат Цзинъюй, - зашептал Цзинъянь, - ты говоришь, как будто…
- Ты ещё раз скажешь, что ничего не знал. Поклянёшься в верности отцу-императору. И предложишь доказать свою преданность. Любым способом.
- Нет!.. - Цзинъянь едва сдержал возглас. - Старший брат. Я не могу. Я не могу оговорить тебя!..
- Ты почтительный сын, Цзинъянь. И почтительный брат. - За стеной брат Цзинъюй, должно быть, сидел, привалившись к самой стене, в углу. - Поэтому ты сделаешь всё так, как должно.
Цзинъянь зажал кулаком рот и стиснул зубами костяшки.
- Помни о сыновнем долге, - повторил брат Цзинъюй. - И долге перед отцом-императором.


Он не может открыть глаза. Даже если бы мог - они наверняка заплывут слезами.
Он принял на себя участь брата.
Он убил...
Он запрокидывает шею, сжимает пальцами простыню, закрывает рот изо всех сил и кричит.
Пальцы лекаря обхватывают и держат его запястье.


В руки Цзинъяню вложили поднос: простой, безыскусный поднос. С чашей, как для вина, и небольшим белым кувшином.
- Ваше высочество, - произнёс Ся Цзян, - пора.
Они спустились по лестнице, и уже на нижней ступеньке как жалел Цзинъянь, что не споткнулся!
Брат Цзинъюй стоял под окном в серых тюремных одеждах.
Его старший брат.
Их взгляды встретились на мгновение, и Цзинъянь… не разглядел в глазах брата Цзинъюя ничего.
Ничего, чтобы спасло их.
Ничего, что могло бы спасти его брата.
Он опустил поднос на низкую скамью, встал на колени, сложил ладони и прижался к ним лбом.
Поклон казался неприлично долгим, но Цзинъянь, как во сне, об этом даже не вспомнил.
Он открыл кувшин, налил в чашу бесцветную жидкость. Взял чашу обеими руками и повернулся к брату Цзинъюю. Тот протянул раскрытые ладони.
- Прости меня, старший брат, - проговорил Цзинъянь и, торопясь, отдёрнул руку и опрокинул чашу в себя.
Яд, успел он подумать, был до противного безвкусным.