фест-сюрприз. "俗 как жизнь"

[Подмастерье из Архива]

Перепост с АО3
Анонимно до окончания феста.

Название: 俗 как жизнь

Квест: Кидфик
Миди (~6 тыс.слов), слэш, PG-13.
Фэндом: "Список Ланъя". Омегаверс!АУ. мыльная опера, и у всех есть свои тайны.
Цзинъянь/МЧС, мама Цзин, Ле Чжаньин, Линь Чэнь.
Саммари: "— Иногда боги бросают кости, — проговорил советник тихо, — и случаются чудеса."

Действие первое

Цзинъянь испытывал такое дичайшее облегчение, когда на исходе второго дня бдения у входа в императорский дворец отец наконец дал разрешение увидеть матушку, что даже не сразу понял, что помимо давно уже въевшихся чувств голода и усталости ощущает еще и непривычные тошноту и головокружение.

Он был воином, ему было не привыкать к подобным нагрузкам, но вот последнее было с ним в последний раз лет, кажется, в семь-восемь, когда они с Линь Шу наелись ядовитых ягод и матушка и полк императорских лекарей выхаживали здорово отравившихся мальчишек. Мелких черных “вороньих глаз” Цзинъянь с тех пор всегда сторонился.

На лице матушки лежала печать скорби и тревог. Цзинъянь поклонился по всем правилам, но так и не поднялся с колен.

На сильные эмоции не было сил. Объяснять матери тоже ничего было не нужно. Она приблизилась к нему, обняла, прижав головой к своему животу и укрывая широкими рукавами платья. Цзинъянь плакал молча, позволяя боли изливаться рядом с той, кто всегда сможет понять его и разделить эту боль. Неизбывную теперь, неотъемлемую часть существа Цзинъяня, принца Цзина.

Матушка отослала служанку приготовить чай да разогреть обед, и они остались только вдвоем — отец в немилости своей лишил ее даже лишних слуг.

Несколько минут Цзинъянь даже не пытался взять себя в руки — кто знает, сколько пройдет времени, прежде чем он сможет вернуться с восточных или западных границ, прежде чем отец снова дозволит увидеть мать?

Успокоившись, Цзинъянь не спешил отстраняться, наслаждался ласковыми прикосновениями к волосам, которые едва помнил из беззаботного детства, и слушал мерное глубокое сердцебиение — самый родной звук на свете.

Подумав об этом, он вспомнил и о другой потере, ранившей его, но лишь добавившей глубины уже имеющимся ранами.

— Принцесса Чжу не вынесла новостей, — тихо сказал он, — я узнал лишь вернувшись, два дня назад. Служанка говорит, она даже не знала, что была в тягости, лекарь, которого прислали из дворца, не смог ей помочь, за три дня она истекла кровью.

Цзинъянь содрогнулся, теснее прижимаясь к матери. Он не видел болезни жены, не был рядом, когда она умирала, но живо мог представить и залитые кровью простыни, и тонкую фигурку юной Чжу на них. Сяо Шу на его свадьбе, увидев невесту впервые, бестактно заметил, что Нихуан рядом с ней смотрится как мужчина. Цзинъянь толкнул его в бок — спорить не хотелось. Да и сяо Шу был прав — невеста была излишне хрупка на его вкус, но кто он был таков, чтобы спорить с отцом-императором?

— Ты должен быть сильным, Цзинъянь, — прошептала матушка ему в макушку. — Теперь остались только ты да я, и нам будет очень сложно выжить после урагана во дворце.

Цзинъянь поднял голову, заглядывая ей в глаза.

— Отец отсылает меня на северо-восток.

Она кивнула и погладила его под глазами.

— Ты похож на бамбукового медведя, дитя мое. Сколько ночей ты не спал?

Цзиньянь моргнул и задумался.

— Почти неделю, что гнал коней, после того как получил донесение, — сказал он, поднимаясь на ноги. — И еще почти три дня здесь. Матушке не стоит переживать, у меня будет время восполнить сон.

Матушка покачала головой и отошла к столику, который служанка как раз закончила сервировать. Она жестом предложила Цзинъяню сесть и привычным жестом взяла его за запястье, проверяя пульс. Цзинъянь позволил — попробовал бы он не — хоть и нехотя. Он чувствовал себя больным, знал, что нужно больше есть и спать, но не мог — не тогда, когда Линь Шу больше не было под этой луной.

Матушка тем временем нахмурилась, пристально взглянула ему в глаза и опустила руку. Цзинъянь напрягся — убирая руку, матушка несколько раз царапнула его ногтем — тайный знак, что вокруг лишние уши.

— Тебе стоит больше есть, мой милый сын, — сказала она спокойно. — Се-се, принеси его высочеству еще порцию, да подогрей хорошенько, и завари гибискус.

Служанка убежала выполнять поручение, а матушка склонилась к нему ближе и он тоже подался вперед.

— Как ты собираешься его скрыть? — одними губами спросила она

— Скрыть кого? — удивился Цзинъянь.

Она заглянула ему в лицо, и внезапно ее глаза наполнились слезами. Она отстранилась, быстро промокнула влагу рукавами и снова склонилась к нему.

— Ты не знаешь?

— О чем говорит матушка? Кого спрятать? — он покачал головой. — Неужели..?

Следующими словами она оборвала все его чаяния, бросила в бездонную пропасть и наполнила бешено взвившейся, словно ярый конь на дыбы, надеждой.

— Двойное сердцебиение, Янь-эр, — прошептала она, — вашего с сяо Шу ребенка.

— Невозможно, — выдохнул он.

— Мы поговорим об этом в следующий раз, — сказала поспешно она. — Возможно. Ты не знаешь многого, сяо Шу не был тем, кем ты думаешь. Я потом расскажу, Цзинъянь. Сейчас тебе нужна помощь. Один ты не сможешь скрывать ни свое положение, ни его самого, когда он родится.

Она достала из рукава маленький сверток ткани, развернула его и оказавшимся внутри маленьким куском угля начертала несколько иероглифов. Цзинъянь прекрасно видел их все:

“Яшма лотоса не в силах скрыть жемчужину сливы от дракона”

Она бережно свернула кусочек и едва успела спрятать его Цзинъяню за ворот халата, когда вернулась служанка. Матушка продолжила с полуслова разговор о цветах, которые она посеяла в саду с осени и через пару месяцев после нового года те должны были выбраться из-под снега и зацвести.

Цзинъянь ее не слушал. Он пытался не двинуть ни одним мускулом, потому что больше всего на свете хотелось скинуть ханьфу и латы и ощупать собственный плоский живот, чтобы убедиться, что матушка права.

Он конечно же верил ей. Да только вот он всегда был янжэнь, как и Линь Шу. И то, что они любили друг друга и не только в платоническом смысле, никого из них дарующим жизнь сделать попросту не могло. Но раз это случилось, значит, его матери как-то удалось скрыть его принадлежность к другому полу?

Чем вообще отличаются иньжэнь и янжэнь? Об этом было известно так мало, что кроме того, что наставник рассказывал о божественном происхождении истинных сынов неба и их отличии в строении янского стебля, Цзинъянь не знал ничего. Еще он всю жизнь пил особые травы, чтобы “сдерживать норов небесной крови, чья ярость может поглотить землю”, как говаривал каждый раз ответственный за прием отвара евнух, когда сяо Шу пытался выпытать у него, что за травы они с Цзинъянем пьют и зачем.

Матушка дернула его за рукав, вырывая из размышлений.

— Ты получишь ответы на все свои вопросы, Цзинъянь. Хозяин архива ответит тебе. Отдай ему мое письмо, и слушай и выполняй любой его приказ. Он найдет способ спрятать тебя до, поможет во время и направит по верному пути после.

— Матушка говорит о хозяине архива Ланъя? — ошарашенно спросил Цзинъянь.

— Да.

— Но даже если я продам все свое имущество, дом, коня и все, что на мне, — не хватит золота, чтобы заплатить за все это. Семья Линей объявлены изменниками, а архив славится своим невмешательством. Они не будут укрывать дитя преступника бесплатно.

— Они уже замешаны, — жестко сказала матушка и сверкнула глазами так, что Цзинъянь испугался. — Хозяин архива приходится мне родным дядей, мой отец был его старшим братом.

Цзинъянь хватанул ртом воздух, но мать не дала ему возможности что-то сказать или прийти в себя.

— Молчи об этом. И помни, что я смогу за себя постоять. Если что-то случится, и мне потребуется выбраться из Запретного города, я сделаю это за четверть стражи. Если мне потребуется бежать, я буду в архиве уже через четыре дня. А ты тем временем забудь об отсутствии сна и еды, если конечно ты не вознамерился потерять то, что оставил тебе сяо Шу.

Цзинъянь дернул руку прикрыть живот, но мать удержала ее на столе.

— Забудь о подобных жестах, ты не имеешь на них права. И не смей пить то, что принесет тебе евнух. Точнее, пей, а потом беги и суй пальцы в рот, пока не выйдет все. Завтра поезжай будто на заставу, но на тракте сверни на ту дорогу, что идет краем через Цзянху, а там возьми только доверенного человека и скачите в архив. Лао придумает, как объяснить все твоему отцу так, чтобы он поверил.

Действие второе

Они закончили обсуждать дело гуна Цина и что следует предпринять принцу Цзину в отношении виновных, коих он вычислит, затем Цзинъянь свел разговор к своей совести и принципах, и они оба умолкли на печальном моменте, вспомнив одних и тех же павших, хоть и один из них не знал об этом. У советника Су затекли ноги, он неловко поднялся, только тогда заметив лук в креплениях, и как раз едва не коснулся его, когда был прерван на полудвижении ворвавшимся в кабинет мальчишкой. Едва взглянув на него, советник Су вновь почувствовал позорную слабость в ногах. Он пошатнулся, вынужден был схватиться за подставку в качестве опоры. Затормозив перед Цзинъянем, мальчишка с упреком закричал:

— Ты обещал, что мы посоревнуемся в стрельбе из лука, когда закончится совет! Ты соврал, генералы Ле, Дунь, Ци и другие уже давно вернулись тренировочное поле, а ты так и не пришел! — и топнул ногой.

Цзинъянь смертельно побледнел и плотно сжал губы, глядя на советника Су. Советник Су широко раскрытыми глазами смотрел на мальчика, и по лицу его растекалась смертельная бледность. Он снова пошатнулся, снова схватился за подставку, коснувшись драгоценного лука, и упал бы, если бы Цзинъянь машинально не рванулся вперед и не подхватил его под руки. Советник Су не стоял на ногах, Цзинъянь попытался поставить его ровно, но после двух попыток понял, что это тщетно, и оттащил его к книжному столику, усадил, позволив опереться спиной. Потом повернулся к мальчику.

— Ми-шу́, я разочарован в твоем послушании. Разве не предупреждал я тебя не показываться на глаза никому из посетителей этого дома? Разве не просил быть осмотрительным и забыть о детских шалостях, когда ты слезно упрашивал взять тебя в Цзиньлин? Разве не приказывал не более часа назад спрятаться и не выходить, пока я сам тебя не позову? Ты презрел все мои слова, навлек беду на себя, меня и всех моих солдат. Ты…

Пламенную речь Цзинъяня, долетавшую до ушей советника Су словно сквозь толстый слой меховых одеял, прервал запыхавшийся генерал Ле. Оценив мизансцену, он рухнул на колени и распластался по полу.

— Ваше высочество, недостойный умоляет простить его! Я не доглядел за маленьким господином. Когда я увидел его на поле, я приказал ему вернуться в дом и спрятаться, но он не послушал меня, отвлек на секунду и сбежал. Я сразу поспешил сюда. Ваше высочество…

— Встань, Чжаньин, — ровно произнес Цзинъянь. — И отведи Ми-шу́ в его комнаты. Оставайся с ним, пока я не приду.

— Ваше высочество… — с возражением в голосе начал поднявшийся генерал, выразительно косясь на почти бессознательного советника Су, но принц Цзин прервал его взмахом руки и подтолкнул беззвучно плачущего и только бормочущего “папа” мальчика к нему.

От этого “папа” у советника Су разрывалось сердце. И, ему казалось, совсем даже не в иносказательном смысле. Непослушными пальцами он пытался нашарить пузырек с пилюлями, что дал ему Линь Чень, и в конце концов ему это удалось. Но вытащить пробку было уже выше его сил. Он обессиленно выронил флакон и прикрыл глаза. Неожиданно ему в губы втолкнули пилюлю со знакомым вкусом, а потом край пиалы. Он глотнул остывшего чая и с усилием проглотил лекарство.

Несколько минут они сидели в тишине. Чансу ждал, пока подействует пилюля, и его сердце хоть немного успокоится, а о чем думал принц Цзин, ему было неведомо. Не было сил даже открыть глаза. Когда наконец удалось это сделать, оказалось, что принц Цзин сидит непозволительно близко и кончиками пальцев поглаживает лезвие короткого кинжала, каким на поле боя добивают врага.

— Вы побледнели так, будто увидели призрака, — спокойно сказал принц Цзин, заметив, что советник открыл глаза. И еще тише продолжил: — Из чего я делаю вывод, что вы были знакомы с… молодым командующим Линь Шу. Но откуда бы вам его знать? Вы не похожи на того, кто служил бы в армии. Ваша телесная слабость, кажется, была с вами с детства? Или она лишь следствие полученных вами ран и перенесенных страданий?

Чансу не мог выдавить ни слова. Перед глазами так и стояло лицо мальчишки, удивительным образом схожее с тем, что когда-то носил он сам. Он был уверен, что если каким-то непостижимым образом поставить рядом мальчика и одиннадцатилетнего Линь Шу, то даже принцесса Цзиньян не смогла бы отличить одного от другого.

Цзинъянь внимательно смотрел в лицо советника, подмечая малейшие изменения и тайные мысли. И все же не мог его прочитать — что пряталось за сильнейшим потрясением, было невидимо.

Слабым жестом непослушной руки советник попросил питья, и принц, нехотя отвлекшись от его лица, налил еще пиалу остывшего чая и помог выпить. И был глубоко поражен первыми же словами, слетевшими с губ советника.

— Клянусь памятью своих отца и матери и всем, что мне дорого под этим небом, я сохраню тайну и никогда, ни словом, ни делом не причиню вреда маленькому господину, и пусть небеса и все боги будут свидетелями.

В конце фразы его тихий хриплый голос сорвался, советник закашлялся, и принц вынужден был споить ему еще одну пиалу чая.

— Это сильные слова, господин советник, — сказал принц, аккуратно наклоняя чашечку и следя, чтобы советник за захлебнулся. — Я не ожидал от человека вашего склада характера подобного. Не вы ли говорили, что все, что может быть использовано, будет использовано?

— Это другое, — советник все еще был бледен, все еще тяжело дышал, и Цзинъяню не было нужды прикладывать пальцы к его запястью, он почти ощущал частивший пульс. — Это потомок семьи Линь, которой я обязан всем, что имею.

— Я никогда не видел кого-то похожего на вас рядом с сяо Шу или генералом Се, — нахмурился Цзинъянь. Он склонился немного ближе к советнику и с силой вдохнул его запах, но не ощутил ничего, присущего ни янжэнь, ни иньжэнь, только запах болезни и лекарств, который ощущал от советника с первой встречи. Глупо было думать, что советник принадлежит крови сынов неба. Скорее всего, он был обычным человеком, как и все вокруг.

Советник странно выдохнул и лицо его при этом скривилось — через несколько секунд Цзинъянь опознал в этом смех.

— В армии Чиянь было семьдесят тысяч душ, — сказал советник, явно заметивший его маневр с проверкой запаха, но решивший не заострять на этом внимание. — Неужели вы помните всех?

— Сирот, воспитанных при армии, помню, — возразил Цзинъянь. — А кто еще может быть столь благодарен семье Линь, при этом быть связанным с армией, выжить и явиться через двенадцать лет в столицу с целью посадить на трон человека, который всей душой жаждет оправдать армию Чиянь? Мне больше никто не приходит на ум. Разве только воскресший член семьи Линь, а это невозможно.

Советник помедлил с ответом, разглядывая лицо Цзинъяня.

— Неужели ему не передалась ни одна черта его матери? — спросил он вдруг. Цзинъянь напрягся, закаменел лицом.

— Вы что же, думаете, что Ми-шу́ — сын Линь Шу и какой-то ивовой девы?.. — выпалил в ярости он и тут же умолк, даже закрыв себе рот рукой.

У советника опять закружилась голова, он не сумел усидеть и упал на пол, тяжело дыша, а Цзинъянь даже не кинулся ему помочь, так был напуган своими же словами. Мысленно он корил себя за длинный язык — ему не стоило вообще отвечать на этот вопрос, ему стоило заставить советника так и думать. Не подставлять открытую беззащитную спину еще больше, не запутываться в липких сетях хитроумного паука сильнее, чем он уже был. Ему казалось, что липкой паутиной опутано все его лицо, это фантомное ощущение преследовало его после каждой встречи. А сейчас он чувствовал себя так, будто был в коконе с головы до ног, и последним движением советник запечатал ему рот, не давая дышать, окончательно подчиняя своей воле. Ведь теперь Цзинъянь сделает все, чтобы уберечь Ми-шу́ от непредсказуемой воли советника.

Ему не стоило брать сына с собой в Цзиньлин, не стоило идти у него на поводу и поддаваться на уговоры. Да только он не мог отказать, когда с лица, богами будто в насмешку точно скопированного с лица любимого, на него смотрели такие же яркие хитрые глаза. А в голове, заглушая голос сына, так и звучал заразительный громкий смех, и сяо Шу звал его водяным буйволом. Смотреть на Ми-шу всегда было больно и сладко. И страшно, ведь прознай о нем кто — их обоих убили бы в ту же минуту.

— Ваше высочество, — прохрипел, не поднимаясь, советник. Он не мог вздохнуть полной грудью и отнюдь не был уверен, что его лицо еще способно сохранять нейтральное выражение. Сердце билось бешено, колотилось где-то в горле, не давая нормально дышать, это сумасшедшее биение отдавалось болью в грудной клетке и спине.

Цзинъянь медлил с ответом и с помощью. Ждал. Не знал, что ему делать.

— Я уже поклялся вам самой страшной клятвой, — тихо выдавил советник и через силу продолжал и продолжал говорить: — Я сделаю все, чтобы защитить его. Люди из союза Цзянцзо, преданные лично мне, в качестве охраны. Нужно усилить защиту вашего поместья. Или, если пожелаете, спрячем его в Цзянху. У меня есть верные люди, есть монахи, есть отшельники, есть честные и трудолюбивые семьи с детьми, где никто никогда в глаза не видел Линь Шу и никто не узнает мальчика. Или… у меня есть друг в архиве Ланъя, за стены архива никого не пускают, ни один пришлый никогда не увидит даже внутреннего двора, не говоря уже о людях. Но его нельзя оставлять здесь, — бессильно закончил советник, все так же не поднимаясь с пола. Его губы окрасились кровью. — Выбранная нами дорога слишком опасна для нас с вами, и такое уязвимое место, как потомок семьи Линь, просто не оставляет других вариантов...

— Нет, — уронил Цзинъянь. Он подобрался ближе к советнику, перевернул его на спину и последовательно, как учила матушка, нажал на несколько точек. Эти действия ненадолго придавали больному сил — обычно такое использовалось на войне, с ранеными, когда нужно было отступать или же сражаться. Советник однако был слишком слаб и эти действия не особо ему помогли. Цзинъянь усадил его и снова скормил пилюлю из так и лежавшего между ними флакона.

— Вам стоило бы отправиться домой и пригласить лекаря, — с сожалением сказал Цзинъянь. — Но я еще не решил, могу ли вас отпустить. Тайна Тиншэна привела бы меня на плаху, но это — вернее убило бы руками императора лично. И не только меня. И я не собираюсь отдавать вам своего сына в качестве заложника. Вы и так вертите моими действиями как хотите.

— Я никогда не обращу это знание против вас или против молодого господина, — сказал советник, с болью глядя в глаза Цзинъяню. — Я скорее умру.

— Я могу это устроить, — Цзинъянь кивнул на лежавший на полу кинжал, который он ранее вертел в руках. — Одно движение, и вы умрете, мне останется только разобраться с вашим слугой и спрятать тела.

Советник непослушной рукой потянулся к кинжалу, взял его дрожащими пальцами и поднес к своей шее, глядя на принца.

— Одно ваше слово, — проговорил он. — И я умру. Только семьдесят тысяч душ, погубленных по ложному обвинению так и останутся неупокоенными, а императорский трон займет принц Юй или принц Сянь, уничтожив Великую Лян. Но вы, вероятнее всего, этого не увидите, ваше высочество, потому что ни один из принцев не позволит вам оставаться в живых. А умрете вы — и Ми-шу будет обречен. Либо же ему придется всю жизнь прятаться и скрывать свое происхождение.

— Вы на все найдете ответ, да? — с яростью, мгновенно вспыхнувшей в глазах, рявкнул принц Цзин. Он поднялся на ноги и зашагал по кабинету, пытаясь усмирить гнев. Советник Су обессиленно опустил руку и выронил кинжал.

— Я должен думать о нашей с вами цели, — проговорил он. — Должен просчитывать варианты ходов и знать, как будет лучше для дела. Теперь я знаю, что должен буду учитывать в своих будущих решениях, и буду стараться не допустить провала. Но ваше высочество не может оставить мальчика здесь, в этом я уверен так же, как и в том, что солнце каждое утро встает на востоке.

Цзинъянь повернулся к нему и смерил долгим взглядом. Советник Су глубоко вздохнул — вот же упрямый буйвол — и продолжил:

— Цзиньлин полон шпионов ваших недоброжелателей. Ваши друзья, ваши генералы и солдаты — взрослые люди, они могут за себя постоять. Даже ваша единственная наложница — и та из семьи военных, обучена защищать себя…

— Ми-шу умеет сражаться, — перебил его Цзинъянь, мгновенно взбесившись от осведомленности советника. — Он умеет использовать свой рост, свой возраст и свою слабость против врага в бою. Уже сейчас он, как и его отец, один из лучших лучников моей армии. Он с детства следует за мной от границы к границе, от битвы к битве. Я никогда не пускал его в бой, но уверен, что он сможет за себя постоять.

Советник вздохнул. Предваряя все, что он может сказать, Цзинъянь добавил:

— Он защищен другим именем. В моей армии Ми-шу — всего лишь младший брат генерала Ле. Ле Дэнван, его якобы матушка скончалась в родах, поэтому генерал Ле, тогда еще мой личный адъютант и друг, был вынужден забрать брата с собой. При армии также есть сироты, есть младшие братья других солдат. Ми-шу не выделяется тем, что он ребенок. Даже мое к нему отношение легко объясняется дружбой с Чжаньином. Я прячу его одиннадцать лет его жизни и почти год с момента зачатия. Я знаю, что делаю, — Цзинъянь подошел к советнику и опустился на колени напротив него. — Я знаю, что вокруг меня опасно. Но Ми-шу не будет безопаснее вдали от меня, потому что я не буду знать, где он и что с ним, и рано или поздно выдам себя.

— Змея не так рьяно защищает свое гнездо, как это делает ваше высочество, — пробормотал советник Су. Принц Цзин услышал, его глаза расширились, а губы сжались в ярости, но советник переключил внимание принца, задав следующий вопрос: — Маленький господин принадлежит к янжэнь или к иньжэнь?

Цзинъянь подался назад, раздувая ноздри. Этот вопрос вызвал у него новый прилив ярости.

— Вы не остановитесь, пока не раскопаете все секреты, так?

— Считайте это праздным любопытством.

Цзинъянь глубоко вздохнул и сжал кулаки.

— Мне остается только радоваться, что вы на моей стороне, иначе я был бы уже мертв.

Советник едва не улыбнулся, и Цзинъянь успел заметить тень улыбки у его бескровных губ.

— Да, — согласился он. — Я принял решение довериться вам. Вы не подвели с Тиншэном, хотя его происхождение не так поразило вас. Но я буду пристально следить за вашими действиями и возьму с вас клятву, что ни одно ваше решение касательно нашего дела не будет включать Ми-шу.

Советник склонил голову, как мог низко, чтобы из-за головокружения не потерять равновесие, признавая право принца, однако продолжал выжидательно смотреть, практически требуя ответа на свой вопрос.

Цзинъянь подался немного вперед и тихо заговорил:

— Поскольку лечить иньжэнь или янжэнь обучены только императорские лекари, а все обычные обязаны доложить об обнаружении человека небесной крови, я не мог обратиться ни к одним из них. Моя матушка научила меня определять, прощупывая живот, на моем собственном примере, и, я думаю, мой сын унаследовал судьбу иньжэнь от меня и от сяо Шу.

Его скулы залил румянец. В прошлом Линь Шу мог часами любоваться краской, заливающей щеки Цзинъяня, но сейчас только больно кольнуло за грудиной, и он быстро спросил:

— Разве Линь Шу принадлежал к иньжэнь? Мне казалось, что нет.

Цзинъянь вскинул голову и цепко на него посмотрел. Вздохнул, смиряя недовольство, и ответил:

— Матушка говорит, что был. Мы ведь росли вместе, она осматривала его множество раз. Но два иньжэнь не смогли бы расти вместе, это подстегивает созревание их природы и более яркое проявление. Супруга Чэнь, госпожа Цзиньян и матушка склонили на свою сторону лекаря семьи Линь, и он подтвердил императору, что сяо Шу янжэнь. Мы оба с детства принимали травы, так что оба не сильно отличались от людей.

— Дети небесной крови все равно гораздо сильнее людей, — резонно заметил советник. — Красивее, ярче, выносливее и плодовитее. Это известно всем. И только лишь небольшое их количество позволяет считать это за милость небес. Говорят, если несколько лет идти на северо-запад, то, пройдя бесконечные горы и перевалы, можно встретить людей, каждый из которых был бы иньжэнь и янжэнь, зато среди них днем с огнем не отыскать ни одного человека. И они не травят себя никакими травами, живут свободно и вольно, а волосы их белы как снег или желты как золото.

— Я слышал эти сказки, — Цзинъянь махнул рукой. — Однако даже те караванщики, что отваживаются пройти Великий шелковый путь, не могут это подтвердить.

— Они не идут на север, — охотно пояснил советник. — От севера их отделяют неприступные горы... Так как в таком случае получилось, что двое иньжэнь смогли зачать дитя?

Советник так резко перевел тему, что Цзинъянь аж закашлялся. А потом покраснел под цвет своего пояса и нижнего ханьфу.

— У матушки есть ответ на этот вопрос, но он… сказочный.

— И все же? — надавил советник. Конечно, позже он напишет Линь Чэню и старшему хозяину архива, но ему было интересно, что на этот счет думает тетушка Цзин.

— Как вам, должно быть, известно, иньжэнь отличаются от янжэнь только возможностью выносить дитя, а представители небесной крови отличаются от людей строением... янского стебля… — щеки принца Цзина в этот момент можно было использовать в качестве жаровни, так они пылали. — Матушка считает, что, когда люди небесной крови предназначены друг другу небесами, они могут становиться друг для друга иньжэнь или же янжэнь по желанию. Этой же предназначенностью она объясняет то, что Ми-шу все-таки появился на свет, невзирая на травы, которые и я, и сяо Шу, принимали.

— А что на этот счет думает ваше высочество? — тихо поинтересовался советник, когда принц умолк.

Принц глубоко вздохнул, прикрывая глаза.

— Я думаю, что сяо Шу забыл принять травы. Или не пожелал. Отвар был горький, сяо Шу его никогда не любил. И он мог уболтать кого угодно, я думаю, евнух, отвечавший за прием этой травы в доме Линь, и сам не понял, что сяо Шу проделал.

— Линь Шу был молодым командующим армии, — жестко сказал советник. Внутри у него все бунтовало — разве мог Цзинъянь так думать о сяо Шу? Да, он был тем, кто знал все его недостатки, но непридусмотрительности в Линь Шу никогда не было. — Разве мог молодой командующий пренебречь правилами в угоду своим желаниям? Он знал, кем является, — думал, что знал, — и кем являлись вы, разве мог он так подставить вас? Ведь вы столько лет были вместе... Император бы не простил его, а вас навеки покрыли позором! Он не мог так с вами поступить!

Советник приподнялся и почти кричал, а понял это только в тот момент, когда пошатнулся от слабости, и принц Цзин его поймал, не давая упасть.

— Я знаю, — тихо сказал принц Цзин. Они были необычайно близко, их недообъятия были похожи на встречу любовников, если бы не привкус крови во рту и темнота, сгущающаяся перед глазами советника. — Я знаю, — повторил принц. — Однако же у меня нет другого объяснения.

— Иногда боги бросают кости, — проговорил советник тихо, — и случаются чудеса.

Принц отпустил его, убедившись, что советник может стоять сам.

— Мне кажется, я утомил вас своим гостеприимством.

Советник фыркнул, едва заметно улыбнулся и медленно двинулся к выходу.

— Я буду благодарен, если вы отправите кого-нибудь за Фэй Лю. Сам я, боюсь, не в силах проделать путь длиннее, чем до повозки, что ждет меня за стенами вашего дома.

Принц царственно кивнул в ответ и поклонился.

***

Душевное потрясение оказалось столь сильным, что следующие три дня Мэй Чансу провел в горячке. Лекарь Янь дневал и ночевал у его постели, пытался лечить его средствами от простуды, но на второй день, случайно разобрав несколько фраз из бреда главы, понял, что причина на этот раз в другом, и после смены лечения уже к вечеру Чансу ненадолго пришел в себя — времени было достаточно, чтобы напоить его теплым бульоном, выпоить большую порцию лечебного отвара и поставить иглы в те точки, которые работали только во время бодрствования пациента.

Ли Ган кружил вокруг главы с растерянно-счастливым лицом, если бы жар чуть меньше затапливал голову Чансу, он бы это заметил. К счастью, Ли Ган был достаточно умен, чтобы дождаться ответа главы и только после этого разносить слухи. Это же самое ему советовал хмурый взгляд лекаря Яня, продолжившего иглоукалывание уже уснувшего пациента.

Чансу очнулся на третий день, когда солнце стояло в зените. Он был еще слаб, но лихорадка ушла.

Ли Ган принес легкий завтрак и опустился возле кровати, чтобы по первому требованию подавать плошки и разливать чай, но столь явно хотел, но не решался задать вопрос, что уже через несколько минут Чансу отложил палочки и взглянул на него.

— Что ты хочешь узнать?

— Господин, — начал Ли Ган, — слуга не смеет…

Чансу склонил голову, пристально глядя ему в глаза, и Ли Ган стушевался.

— У молодого командующего есть сын? — едва слышно спросил он. — Это правда? Вы говорили в бреду.

Чансу глубоко вздохнул. С момента пробуждения он отгонял от себя эти мысли, дожидаясь, когда останется в одиночестве. Ему требовалось все обдумать. Но сейчас отрицать было бесполезно.

— Я не знал, — тихо сказал он и едва не ослеп от широкой улыбки Ли Гана. — Ты не должен говорить ни одной живой душе, Ли Ган, — жестко сказал Чансу, и улыбка слуги увяла. — Это тайна, еще более страшная, чем мое настоящее имя и происхождение. Цзинъяню удавалось прятать его все эти годы, но если его увидит хоть кто-то, кто был знаком с Линь Шу или видел его даже мельком, мальчик будет обречен.

— Но глава…

— Никому, — твердо сказал Чансу. — Даже Чжэнь Пину. Никому, это значит — ни единой живой душе. Мертвой тоже. Ни ветру, ни дереву нянь, ни водам Янцзы. Считай, что его и нет вовсе. Мне теперь придется пересмотреть некоторые ходы, которые я хотел сделать. И нужно как-то обезопасить резиденцию принца Цзина от любых посетителей. И отправить туда лучших бойцов союза, но они не должны привлечь ничьего внимания… Я напишу распоряжения. Ли Ган, ты понял?

Слуга кивнул. Чансу устало откинулся на подушку. Эмоциональная вспышка вымотала его.

— Кто еще слышал мои слова? — тихо спросил он, когда Ли Ган вылил остывший чай из пиалы, наполнил новую и с почтением подал главе.

— Лекарь Янь и Фэй Лю, — тихо сказал Ли Ган. — Больше никого в вашу комнату не допускали. Я сам приносил все, что нужно, и менял белье.

— Хорошо. — Чансу сделал глоток чая и рассеянно покачал пиалу в руке, разглядывая искусный рисунок. И тихо сказал: — Ты должен понять меня, Ли Ган. У мальчика лицо Линь Шу. Не представляю, каково было Цзинъяню смотреть на него все эти годы. И характер, судя по всему, тоже. Я видел его несколько минут, но этого хватило, чтобы понять… Он не подарок, и для сокрытия любого другого ребенка пришлось бы приложить гораздо меньше сил.

— Почему бы вам не отправить его в Ланчжоу? — спросил Ли Ган. — Там никто не знал Линь Шу, кроме бывших солдат армии Чиянь, но все они — наши люди.

— Цзинъянь не отпустит его от себя даже на гуев ли, — Чансу расстроенно покачал головой и подал опустевшую пиалу Ли Гану. — Если бы мог — привязал его корабельным канатом к себе... Цзинъянь почтителен к слабости и уму. Но он угрожал мне оружием, когда я увидел Ми-шу. Его глаза едва не метали молнии, и сам он был словно Лэйгун во плоти.

— Ми-шу?** — тихо переспросил Ли Ган, умиленно улыбаясь.

Чансу почувствовал, что щеки полыхнули жаром.

— Может быть, если я доживу до того момента, когда все закончится, побью Цзинъяня… да хоть веером! О чем он думал, давая ребенку подобное имя?! Интересно, каково же было его детское?

— Ли-у?*** — с ехидцей спросил Ли Ган.

Бывший молодой командующий армии Чиянь швырнул в него чайной пиалой. Слава богам — пустой. Но попал.

___

** Ми-шу — 秘殊 — особый секрет или же секрет Шу.

*** Ли-у — 礼物 (Lǐwù) — подарок

Действие третье

С того места, где Мэй Чансу стоял, было как на ладони видно поле предстоящего боя и оба лагеря, готовившиеся к битве. Развевались на поднявшемся с утра ветру разноцветные штандарты, носились снабженцы, солдаты выполняли последние указания командующих.

Все должно было быть совсем не так. Происходящее даже близко не стояло с изначальным планом, но три дня беспамятства и еще несколько дней слабости перед Новым годом отдалили его от ключевых событий, и жизнь понеслась вперед по совершенно иному, чем он запланировал, пути.

Император погиб во время церемонии окончания года. Все подозрения в заговоре пали на принца Сяня, и Управление Сюаньцзин очень быстро покончило с ним. Вмешательство Се Юя лишь только все усугубило, он был объявлен сообщником в заговоре, и столичный гарнизон временно был передан под управление Мэн Чжи.

В ходе расследования убийства императора спешно вернувшийся в столицу Ся Цзян обнаружил Сяо Мишу и ценой тяжелых потерь — почти половина лучших бойцов союза Цзянцзо, спешно созванных в столицу, — его удалось убить. Но цепь событий уже была запущена, и готовившийся принять бразды правления страной Сяо Цзинхуань объявил предателем и повелел схватить Сяо Цзинъяня, его семью и приближенных. Мэн Чжи, все еще возглавлявший еще и императорскую гвардию, с примерно половиной последовавших за ним гвардейцев, прикрыл их по сути бегство до крепости Чжуцзя, что на границе с Цзянху.

Крепость, как и любая приграничная, была годна для обороны. Десять тысяч квартировавшихся здесь солдат, большая часть которых когда-либо служила под начальством Цзинъяня, склонились на его сторону. Учитывая личную армию Цзинъяня, без раздумий последовавшую за ним из столицы, людей из столичного гарнизона и императорской стражи, пошедших за Мэн Чжи, и все имеющиеся силы Союза Цзянцзо, у них набиралось около тридцати пяти тысяч человек. И это против почти двухсот тысяч, спешно созванных со всех концов страны принцем Юем...

Из тяжелых мыслей его выдернули поднявшиеся на стену Цзинъянь и поспешно посвященная в тайну Сяо Мишу и потому без раздумий призвавшая на помощь всю юннаньскую конницу княжна Му Нихуан.

— Старший брат прислал предложение сдаться, — Цзинъянь передал Мэй Чансу вскрытый свиток. — Почти сотня человек поименно против тридцати пяти тысяч жертв.

— Семидесяти пяти тысяч с моей армией, — Нихуан вздернула подбородок. — Но в юннаньской армии каждый боец стоит двух, так что можешь удвоить это число. У нас неплохие шансы. Армия Чиянь, — она выразительно взглянула на Мэй Чансу, — побеждала и при худших шансах. Все лучшие полководцы на нашей стороне.

— Победим ли мы или проиграем — не имеет значения, — жестко перебил ее Мэй Чансу. И Нихуан, и Цзинъянь уставились на него в удивлении. — Моей целью было раскрыть Императору правду о заговоре против армии Чиянь, раскрыть так, чтобы он сам пожелал оправдать семьдесят тысяч безвинно загубленных душ. Но теперь нет в живых тех, кто сумел бы раскрыть правду, и некому эту правду услышать. Принц Цзин не имеет поддержки придворных, не имеет никакого влияния. Даже если мы разобъем принца Юя, вашему высочеству придется кровью и мечом пробивать себе путь к императорскому трону… Но теперь в этом нет никакого смысла.

Он умолк, окончив свою прочувствованную и громкую речь, больше похожую на истерику, совершенно детским жестом — с силой запахнулся в полы плаща и отвернул лицо.

Цзинъянь и Нихуан молчали.

На смешок, раздавшийся за их спинами, они все резко обернулись. Линь Чэнь, ухмыльнувшись, развел рукавами, обозначая поклон. В высокой худой женщине, затянутой в простую рабочую одежду, без привычной прически и краски наложница Цзин узнавалась с великим трудом. Мэй Чансу с неудовольствием отметил очередной свой промах — Цзинъянь и не просил его, впрочем, вытащить мать из дворца, но и он сам лишь думал, что принц Юй не постыдится использовать ее как рычаг давления на Цзинъяня. И отчего-то за все прошедшие с момента побега из Цзиньлина недели они оба так и молчали на ее счет.

— Братец, когда твои планы идут не так, как тебе хочется, ты всегда начинаешь дуться. Вот как сейчас, — Линь Чэнь ткнул в его сторону сложенным веером.

Тетушка Цзин отвернула лицо в сторону, скрывая смешок. Нихуан же попыталась замаскировать кашлем.

Мэй Чансу на миг прикрыл глаза и сделал глубокий вдох.

— Ты не понимаешь…

— Но он прав, — перебила его тетушка Цзин. — Люди, ответственные за преступление, мертвы. И теперь в их вещах и переписке можно будет найти все, что угодно. Или их слуги могут начать говорить.

— Но это ведь будет совсем не то! — Мэй Чансу в ярости вслеснул рукавами. Когда Линь Чэнь умудрился перетянуть тетушку Цзин на свою сторону? Когда вызволял ее из столицы? Или они пересеклись позже? Ведь с чего бы наследнику Архива Ланъя отправляться в охваченную переворотом столицу за матерью одного из участников?..

Цзинъянь только взгляд переводил с одного на другую и обратно, очевидно ничего не понимая, но уже начиная закипать.

— Мы знаем правду, — тетушка Цзин шагнула к нему ближе, успокаивающе касаясь края рукава. — Нужно будет лишь сделать так, чтобы ее узнали все остальные. И подчеркнуть, что именно этими своими неправедными действиями император утратил благословение небес. История сама получается складная.

— Но я ведь сам хотел ему доказать!..

— Только немного добавить про доверчивость императора, который слишком боялся за трон потому, что сам уже проворачивал подобное, — Линь Чэнь с хрустом раскрыл веер и принялся обмахиваться им. — Напомнить забывчивым гражданам, так сказать. И полувека не прош…

Тетушка Цзин резко подняла руку, и Линь Чэнь, к безмерному удивлению Мэй Чансу, мгновенно заткнулся.

Тетушка Цзин жестом подозвала его ближе, подхватила за локоть. Второй он сам предложил Нихуан, смотревшей на разворачивавшееся действо во все глаза. Тетушка тепло ей улыбнулась, успокаивающе погладила стоявшего рядом Цзинъяня по плечу и весело сказала, обращаясь к Нихуан, все же решившейся принять предложенную опору:

— Я хочу увидеть наконец своего внука, проводите нас к нему, княжна. Молодым людям есть что обсудить наедине.

Мэй Чансу многое хотел сказать. Например, что, вообще-то, на них собирается с минуты на минуту напасть превосходящий противник. Или что его план был выверен до мелочей задолго до приезда в столицу, и если бы не одна единственная новость, перевернувшая с ног на голову всю его жизнь, то партия разыгралась бы как по нотам. Или еще что-нибудь придумать, он ведь был мастер выдумывать… Но совершенно незнакомая сталь, мелькнувшая во взгляде всегда кроткой и ласковой тетушки заставила его понять, что именно она хотела, чтобы он сейчас сказал.

Усевшись на ящики, устроенные под стеной, он жестом предложил соседний Цзинъяню, и, когда тот, все еще по-совиному моргавший в удивлении, послушался, глубоко вздохнул. А потом, на выдохе, как с обрыва в ледяную воду, выпалил:

— Я сяо Шу.

@темы: фик, кидфик, Сяо Цзинъянь, Мэй Чансу, омегаверс!АУ

---

фест-сюрприз. "Великая Лян или Цетагандийская империя?"

[Подмастерье из Архива]

Перепост с АО3
Анонимно до окончания феста.

Название: Великая Лян или Цетагандийская империя?

Квесты: Исполнение заявки; Черно-белая графика
Арт, портреты.  Сяо Цзинъянь, Мэй Чансу, Линь Чэнь
Материалы: линер, бумага, ручная графика
По заявке "Список Ланъя в сеттинге Цетаганды".


Название: Неправильный аут-лорд
Персонаж: Сяо Цзинъянь



Название: Что скрывает узор
Персонаж: Мэй Чансу

Примечание: Гем Мэй Чансу (он же пропавший во время последней барраярской компании аут-лорд Линь Шу), советник аут-лорда Сяо Цзинъяня



Название: Само совершенство
Персонаж: Линь Чэнь
Примечание: Линь Чэнь не просто "вполне себе аут-лорд", а самый красивый, самый умный и самый эксцентричный!

@темы: кроссовер, арт, Сяо Цзинъянь, Линь Чэнь, Мэй Чансу

---

фест-сюрприз. "Я виноват перед вами и самой справедливостью, Су Чжэ"

[Подмастерье из Архива]

Перепост с АО3
Анонимно до окончания феста.

Название: Я виноват перед вами и самой справедливостью, Су Чжэ

Квесты: Иллюстрация к чужому фику; Черно-белая графика
Арт, ангст, Сяо Цзинъянь. Иллюстрация к "Муки совести".
Саммари: Сяо Цзинъянь, который все же попросил прощения за срубленный колокольчик...
Примечание: Пропущенная сцена, без которой не было покоя моему сердцу, но Джетта все исправила.
Полноразмер: ​здесь​​​

@темы: арт, Сяо Цзинъянь, фест-сюрприз

---

фест-сюрприз. "Сейчас и всегда"

[Подмастерье из Архива]

Перепост с АО3
Анонимно до окончания феста.

Название: Сейчас и всегда

Квест: Романс
Мини (600.слов), перевод (ссылка на оригинал).
Цзинъянь/сяо Шу, слэш, R.
Влюбленность, романс, преканон
Саммари: "– Не ты ли встречал некую принцессу? Весь город только и говорит о том, что ТЫ В НЕЕ ВЛЮБИЛСЯ! – Последнее сяо Шу прокричал прямо в ухо Цзинъяню, заставив того скривиться. – Как ты мог вообще…
"

Едва завидев Цзинъяня, сяо Шу налетел на него и повалил на землю.

– Что не так? – пыхтя спросил тот, придавленный тяжелым телом. – Сяо Шу, в чем я провинился?

– И ты думал, я не узнаю?! – воскликнул сяо Шу.

Цзинъянь принялся судорожно перебирать в голове события последних дней. Что же он такое сделал?

– Я… прошу прощения? – неуверенно протянул он.

– Конечно, ты должен просить прощения, – сяо Шу продолжал вжимать Цзинъяня в землю. – И я заставлю тебя поплатиться! Заставлю тебя страдать, Сяо Цзинъянь. Никогда не забуду тебе этого и уж точно никогда не прощу!

О да, в этом Цзинъянь не сомневался – если сяо Шу обижался, то сразу смертельно.

– Не надо так говорить, сяо Шу. Просто скажи, что я сделал не так? Что бы это ни было, я не повторю ошибки впредь.

– Ха! Думаешь, мне от этого легче станет? – Запрокинув голову, он горько рассмеялся. – Глупый водяной буйвол.

Цзинъянь уставился на него снизу вверх в полном недоумении.

– Она красивая? – глядя в высокое небо, наконец сказал сяо Шу и ослабил хватку на одеждах Цзинъяня. – Слышал, она... высокая и стройная. Наверняка очень красивая…

– Да о ком ты толкуешь?!

– … и даже будь она первой красавицей в списке архива Ланъя, я все равно считаю, что ты повел себя недостойно и неподобающе седьмому принцу…

– Сяо Шу…

– И что скажет Цзинъюй-гэ, когда узнает, что ты водишься со всякими…

– Сяо Шу! – Цзнъянь резко дернулся и перекатился, уже сам прижимая друга к земле. Волосы упали на лицо сяо Шу, а его щеки алели румянцем. Он отвел глаза – всякий раз так делал, когда хотел что-то скрыть от Цзинъяня. Когда ему исполнилось пятнадцать, он понял, что глаза выдают его с потрохами – вечно смеются, как говорили люди, – и старался всячески не показывать взглядом свои мысли. Цзинъянь не удержался и пощекотал его под подбородком.

– Ты несешь какую-то чушь, – сказал он. – С кем это я вожусь?

– А не ты ли принимал посольство из Южной Чу? – сморщил нос сяо Шу. – Не ты ли встречал некую принцессу? Весь город только и говорит о том, что ТЫ В НЕЕ ВЛЮБИЛСЯ! – Последнее сяо Шу прокричал прямо в ухо Цзинъяню, заставив того скривиться. – Как ты мог вообще…

– Чего ты орешь?

– Не вздумай… – сяо Шу вцепился Цзинъяню в плечи. – Обещай, что не станешь!

– Не пойму, что я должен пообещать?

– Что не влюбишься… раньше меня. И что не поцелуешь никого раньше, чем я поцелую. И вообще ничего такого не сделаешь прежде меня. Не вздумай ни в кого влюбиться. Ты, конечно, старше на два года…

Цзинъянь закатил глаза – в последнее время сяо Шу буквально места себе не находил из-за их разницы в возрасте и вообще стал вести себя странно после своего пятнадцатого дня рождения, случившегося месяц назад, а теперь и вовсе заставлял Цзинъяня давать какие-то нелепые обещания.

– Хорошо, – сказал Цзинъянь. – Обещаю выполнить все, о чем ты просишь.

– Ты даже договорить мне не дал! – возмутился сяо Шу и принялся трясти его за плечи.

* * *

Год спустя сяо Шу пробрался ночью в новое поместье Цзинъяня через окно его спальни. Тот проснулся от теплой тяжести, прижавшейся к спине, и сонно спросил:

– Что такое?..

– Я проснулся и понял, что соскучился по тебе, что такого? – нагло заявил сяо Шу. – И вот я тут. Что будешь делать? Вышвырнешь меня вон? Это будет верхом грубости, Цзинъянь.

Цзинъянь засмеялся и снова уснул, а когда проснулся поутру, сяо Шу мирно сопел, умостив голову у него на плече. В это мгновение произошло что-то странное, после чего Цзинъянь перестал быть прежним. Будто ночной вор украл его старое тело и оставил вместо него новое, которое собственной волей решило осторожно забраться пальцами под распахнувшееся на груди одеяние сяо Шу, а глаза предательски не желали отрываться от милого лица у него на плече.

– Кажется, я нарушил свое обещание, – тихо прошептал седьмой принц.

@темы: слэш, фик, Сяо Цзинъянь, Мэй Чансу, Список Архива Ланъя-1

---

фест-сюрприз. "Орбита"

[Подмастерье из Архива]

с АО3

Анонимно до окончания феста.



Название: Орбита



Квест: Кроссовер или Тотал!АУ% исполнение заявки

Кроссовер "Звездных Войн" и "Списка Ланъя". Мини (~1,5 тыс.слов), перевод (ссылка на оригинал).

Цзинъянь/МЧС, слэш, R.

Флафф, романс, принц Набу!Цзинъянь и лорд ситхов!МЧС.

Саммари: история, в которой принц планеты Набу Цзинъянь Амидала сбегает после обеда, чтобы провести время со своим ситхским бойфрендом.

Жизнь принца Набу полна дел и обязанностей, для свободного времени или досуга возможностей было мало, так что Цзинъянь сразу научился пользоваться каждым таким выпадающим шансом. Этим вечером единственным значимым событием в его расписании является встреча с несколькими министрами, с чьими нуждами он уже был знаком, так что легко мог доверить провести эту встречу Вдовствующей Королеве. Так что после обеда он снимает головной убор, сбрасывает тяжелые официальные одежды и стирает с лица толстый слой церемониального макияжа, затем надевает простую тунику с капюшоном и брюки, как у его личных слуг.

Чжаньин кланяется Цзинъяню, когда он выходит, — неуклюже из-за веса причудливых одежд, его лицо стало неотличимым от лица Цзинъяня благодаря красно-белому гриму, и Вдовствующая Королева улыбается сыну, прежде чем повернуться к Чжаньину, чтобы отрепетировать, что они будут говорить. Чжаньин замещал Цзинъяня на множестве таких встреч, и Цзинъянь достаточно доверяет его опыту и знает, что Чжаньин хорошо понимает ход его мыслей, а оставшиеся шероховатости будут сглажены присутствием королевы Цзинъи, так что Цзинъянь не сильно беспокоится, когда выскальзывает из дворца. Со склоненной головой он неотличим от любого другого слуги и свободен пройти в павильон, сокрытый в самом тихом уголке сада.

Легкий бриз доносит до него мягкие ноты циня, и Цзинъянь улыбается. Лорд Мэй сидит снаружи павильона под раскинувшимися ветвями дерева нань, элегантный и сумрачный черный силуэт. Его глаза закрыты, на лице умиротворенное выражение, пока его кибернетические пальцы проворно перебирают струны. Цзинъянь старается не шуметь, чтобы не потревожить его, и только когда последняя нота, дрожа, повисает в воздухе, он делает шаг вперед.

Глаза лорда Мэя открываются, они цвета расплавленного красного золота умирающей звезды. Он улыбается, когда видит Цзинъяня, — настоящей улыбкой, теплой и нежной, а не холодным непроницаемым изгибом губ, который он обычно показывает миру, — и Цзинъянь улыбается в ответ, неожиданно по-мальчишеский застенчивый и смущенный.

Лорд Мэй всегда так на него влиял. Цзинъянь был бы гораздо более раздражен этим, если бы не знал, что лорд Мэй чувствует то же самое к нему.

— Ваше высочество принц Цзин, — лорд Мэй встает и низко сгибается в поклоне. Цзинъянь останавливает его, подхватывая под локоть и плечо.

— Ты же знаешь, между нами нет места таким формальностям, — лорд Мэй бросает взгляд на его руку. Большой палец Цзинъяня лежит близко к кромке его воротника, всего лишь на волосок от обнаженной кожи. Лорд Мэй мягко касается его, отслеживая венки.

— Ты рано здесь, — говорит лорд Мэй. Цзинъянь придвигается ближе, прижимается губами к губам.

— Я скучал по тебе, — просто отвечает Цзинъянь, его теплое дыхание мягко обдает холодную кожу лорда Мэя. Лорд Мэй прикрывает глаза, и Цзинъянь подается вперед, снова целуя его, сладко и глубоко. Они отрываются друг от друга, когда нужно глотнуть воздуха, лорд Мэй открывает глаза и улыбается, затем берет Цзинъяня за руку и ведет в павильон.

Цзинъянь никогда не был уверен, как они смогли прийти к этому, будучи в то время отчаявшимся молодым принцем, намеренным спасти свою планету, и лордом-ситхом, который так глубоко погрузился во тьму, что не мог использовать Силу без того, чтобы его тело не начинало пожирать само себя. Спустя какое-то время то, кем они были, просто перестало иметь значение, они оба сражались на одной стороне в войне, чтобы сбросить иго Империи. Лорд Мэй и его Союз Внешнего Кольца приходили на помощь Повстанцам снова и снова, и постепенно неприязнь и презрение Цзинъяня сменились пониманием, а затем странной дружбой. Чем больше времени он и лорд Мэй проводили вместе, тем больше они планировали, проигрывали, а затем и побеждали битва за битвой.

Но Цзинъянь никогда не подозревал, как много лорд Мэй начал для него значить до той ужасной финальной битвы, где лорд Мэй рухнул, как подкошенный, словно внутри него лопнула натянутая струна, в тот же момент, как имперский флот поглотила череда огненных вспышек. Победа превратилась в пепел, когда Цзинъянь держал безвольное тело лорда Мэя в своих руках, с ужасом вспоминая другое время и другого юношу, который погиб, так и не узнав, что Цзинъянь чувствовал к нему.

Это было почти полгода назад. Лорд Мэй все это время восстанавливался, и Цзинъянь с удовлетворением подмечает, что тот почти полностью вернул себе свою силу — судя по энтузиазму и голоду его поцелуев и тому, как его ловкие пальцы развязывают на Цзинъяне тунику, а затем и собственные одежды. Цзинъянь руками находит его талию, и лорд Мэй выдыхает, когда он принимается поглаживать его бока. Ласкает мозаику покрытой шрамами кожи, где живое тело переходит в кибернетические протезы под суставами. «Они больше никогда не ощущаются теплыми», — прошептал лорд Мэй с тоской в первый раз, когда они легли вместе, но это не удерживает Цзинъяня от попыток, и сейчас он целует ладонь лорда Мэя, затем запястье, затем вверх по руке до шва, где плоть переходит в металл. Делает то же самое с другой рукой, а затем с ногами, раскрывает его своими пальцами до тех пор, пока лорд Мэй не начинает извиваться и метаться под ним. Только тогда Цзинъянь овладевает им, медленно входя и полностью заполняя его, беря его медленно и осторожно, пока лорд Мэй не перестает осознавать что-либо помимо этого удовольствия, этой нежности, этого доверия.

Цзинъянь ловит тот миг, когда глаза лорда Мэй распахиваются на судорожном вдохе, и в тот же момент он кончает. Лорд Мэй обнимает его ногами за талию, вжимаясь в него достаточно сильно, чтобы оставить синяки, удерживая его внутри себя. Цзинъянь целует его, затем еще раз. Эти странные глаза закрываются под его губами. Лорд Мэй расслабляется и обмякает, засыпая в объятиях Цзинъяня.

Он спит почти час после их совокупления, и Цзинъянь вытирает их обоих, прежде чем крепко обнять его в постели. Смотрит, как спит его любовник, обводя тонкие шрамы на его лице. Лорд Мэй просыпается перед наступлением вечера, пробуждая поцелуями Цзинъяня от легкой дремы, в которую тот провалился, затем помогает встать. Они одевают друг друга, и для них уже накрыт стол, хотя Цзинъянь не слышал, чтобы кто-то входил, — что весьма тревожит с точки зрения безопасности, но лорд Мэй не кажется обеспокоенным, так что Цзинъянь перестает об этом думать.

Лорд Мэй распахивает двери и большие окна, позволяя сладкому ночному ветру наполнить простор павильона воздухом. Уже почти прохладно, и Цзинъянь укутывает лорда Мэя в накидку, прежде чем сесть напротив. Они ужинают, наблюдая, как небо сменяет свой цвет с оранжевого на розовый, а с розового на индиго. Это прекрасное зрелище, но умиротворение на лице лорда Мэя кажется более очаровательным.

— Ты любишь небо, — говорит Цзинъянь. Это не новое наблюдение, но он впервые озвучивает его. Лорд Мэй улыбается ему, наливает чашку кипятка — не прикоснувшись к чайнику — и левитирует чашку ему.

— Я чувствую себя ближе к живой Силе каждый раз, когда вижу небо над головой. После стольких лет во Тьме это как бальзам на душу, — он вздыхает. — Мне бы хотелось снова спать под звездами, но мое здоровье не позволяет, — он умолкает, а Цзинъянь вспоминает одного юного рыцаря-джедая, смеющегося и фехтующего своим световым мечом. Как он бросался на траву под открытым небом, пробуждаясь на рассвете от холода, покрытый росой, улыбаясь Цзинъяню, когда тот жаловался, что мерзнет. Впервые он может улыбнуться этому воспоминанию без боли. Затем ему приходит в голову идея.

— Давай сходим кое-куда, — импульсивно предлагает Цзинъянь. Лорд Мэй замирает с чашкой на полпути к губам.

— Куда? — осторожно спрашивает он. Наверняка оценивая риски для системы безопасности и как их избежать. Но он не протестует. Цзинъянь чувствует, как по лицу расплывается улыбка.

Поляна, куда Цзинъянь приводит лорда Мэя, почти не изменилась с тех пор, как он был тут в последний раз, более пяти лет назад. Высокие беловато-зеленые травы покрывают склон холма, и последние звездоцветы сезона стремятся к усыпанному жемчужными звездами небу своими светлыми венчиками. Сяо Шу всегда любил это место. Он как-то сказал Цзинъяню, что здесь Сила ощущалась ярче, чем он чувствовал где-либо еще, и хотя сам Цзинъянь был так же чувствителен к Силе, как пластина дюрастали, покой, который он ощущал здесь, не мог сравниться ни с чем иным. Лорд Мэй с присвистом вдыхает воздух, когда видит это место, его глаза широко распахнуты от благоговения, и Цзинъянь помогает ему сойти со спидера.

Лорд Мэй делает несколько шагов, затем падает на колени в мягкую траву и раскрытыми ладонями упирается во все еще хранящую тепло солнца землю, погружая в нее пальцы. Он закрывает глаза, но открывает их снова, когда Цзинъянь становится на колени рядом.

— Это место важно для тебя, — тихо говорит лорд Мэй. — Почему ты привез меня сюда?

Цзинъянь улыбается, гладит его по виску и щеке.

— Один очень дорогой мне человек любил это место, — тихонько объясняет он. — Я надеялся, что ты тоже полюбишь и что оно поможет тебе.

Молчание. Лорд Мэй мягко берет его за руку.

— Спасибо, — говорит он. Это благодарность за что-то большее, чем возможность разделить это место с ним, но Цзинъянь не может точно уловить, за что именно.

— Я люблю тебя, — говорит Цзинъянь. Он всегда обязательно следит за тем, чтобы сказать это хотя бы раз, когда они вместе. Лорд Мэй улыбается.

— Я знаю, — говорит он. Его глаза сияют, как звезды.

@темы: слэш, фик, выполненная заявка, Сяо Цзинъянь, Мэй Чансу, Список Архива Ланъя-1, фест-сюрприз

---

[Подмастерье из Архива]

Друзья и товарищи! Не забывайте: если вам хочется проголосовать за работу, зайдите на АО3 и оставьте кудос! (Можно - анонимно).




1. "Орбита" - фик, кроссовер СЛ с ЗВ, Цзинъянь/МЧС. На АО3, дыбре, дайри

2. "Сейчас и всегда" -  фик, романс, Цзинъянь/сяо Шу. На АО3, дыбре, дайри.

3. "Я виноват перед вами и самой справедливостью, Су Чжэ" -  арт, Сяо Цзинъянь. На АО3, дыбре, дайри.

4. "Великая Лян или Цетагандийская империя?" - серия артов, кроссовер СЛ с Барраяром, Сяо Цзинъянь, Мэй Чансу, Линь Чэнь. На АО3, дыбре, дайри.

5. "俗 как жизнь" -  фик, миди, омегаверс!АУ, Цзинъянь/МЧС. На АО3, дыбре, дайри.

6. "Если жизнь дает тебе только лимоны..." -  фик, Конспиратор, Мин Лоу/А Чэн. На АО3, дыбре, дайри.

7. "Новый план" -  драббл, СЛ, Мэй Чансу, Се Юй. На АО3, дыбре, дайри.

8. "Твоя душа в моих руках" - арты, диптих, СЛ, Сяо Цзинъянь, Мэй Чансу. На АО3, дыбре, дайри.

9. "На посту" -  драббл, СЛ, Фэй Лю, Ле Чжаньин. На АО3, дыбре, дайри.

10. "То, что нужно Великой Лян и государю" -  фик, СЛ, МЧС/императрица Цзин, Цзинъянь/МЧС . На АО3, дыбре, дайри.

11. "М - мотивация" -  фик, Конспиратор, Мин Лоу/Мин Тай. На АО3, дыбре, дайри.

12. "Безумие" -  драббл, СЛ, кидфик, Сяо Цзинжуй, Янь Юйцзинь. На АО3, дыбре, дайри.

13. "Искусство брачных покоев на новый лад" - фик, Конспиратор, Ван Тяньфэн/Мин Тай . На АО3, дыбре, дайри.

14. "На коленях" -  арт, СЛ, Линь Чэнь. На АО3, дыбре, дайри.

15. "Гений по молодости и излишнему усердию" -  фик, кроссовер СЛ и Инсепшн, МЧС, Фэй Лю, Сяо Цзинъянь, Мэн Чжи. На АО3, дыбре, дайри

@темы: оргпост, список

---

[Подмастерье из Архива]

Наши заявки на фест-сюрприз (берите любую, исполняйте по своему вкусу):

Список Ланъя - джедайская космоАУ
Архив как джедайский храм, контрабандисты и космо группировки, политические интриги в духе конституционных начинаний в империи.... милые дроиды и инопланетяне...
Линь Чэнь показывает класс со световым мечом (у Фей Лю тоже, видимо, сила бежит по венам), МЧС и Сяо Цзинъянь пытаются свергнуть авторитарный режим канцлера Сяо Сюаня и вернуться к демократическим принципам, похеренным во время подавления "мятежа" армии Чиянь...
В идеале, хотелось бы ОТ3 (ЦЯ/ЛЧ/МЧС), но устроит любое сочетание этих троих.

Список Ланъя в сеттинге Цетаганды
Цетаганда Буджолд - несколько иные культурные коды, но какой размах в технологиях. Герои, конечно, гемы, так что возводить ЦЯ придется не на престол, но на позицию главы созвездия Сяо.
А вот Линь Чэнь - вполне себе аут-лорд... отсюда же и способы лечения Линь Шу и изменения его внешности. Архив как эксцентричная аут-организация, ммм.
В идеале, хотелось бы ОТ3 (ЦЯ/ЛЧ/МЧС), но устроит любое сочетание этих троих.

лисоЦзин
Мама Цзин - лиса-оборотень, уже опытная и могущественная, но добродетельная. А как вы думаете простая лекарка оказалась во дворце? Супруга Юэ подозревает в ней лису, Ся Цзян тоже, поэтому когда после дела Чиянь император начинает обращать больше внимания на Юэ, она начинает поить императора зельем, нивелирующим лисьи чары. А потом, когда в каноне мама Цзин вновь возвышается в гареме и запирает Юэ, ее чары вновь в деле.
Цзин, соответственно, полукровка. Воспитывался сызмальства братом (вырос искренне хорошим человеком), так что о своей природе не знает. Хотя лисье обаяние есть в полной мере: все его люди его любят и преданы ему, как не бывает в китайских армиях. Линь Шу и МЧС, разумеется, тоже попадают под его чары.
Когда ЛЧ приезжает в Цзиньлин, встречается с Цзином и сразу опознает в нем (полу)лиса. Рассказывает, учит оборачиваться и вообще сознательно пользоваться этими силами. С помощью волшебных лисьих сил исцеляет как-нибудь МЧСа.
Наверняка есть какая-то трава, чей запах провоцирует непроизвольное обращение? Ся Цзян может строить козни на этой основе (в разговоре на троих: этот - Линь Шу, а этот - лис!).
Если первое неконтролируемое обращение произошло при не тех свидетелях, Цзина нельзя назначить наследным принцем. Если при тех - сам откажется, лис не может быть императором? Тогда МЧС берет самого младшего Сяо-брата или Юя и воспитывает из него будущего императора. А ЦзинЧэни уезжают в Архив и живут там долго и счастливо))
Цзин - шикарный чернобурец) ЦзинЧэнь или ОТ3

фем!Мэй Чансу
Лечение от яда огня-стужи - инь сделать ян, ян сделать инь (или иной мистический обоснуй), в результате которого со здоровьем МЧС все ок, но он стал женщиной. Хочу посмотреть, как он добивается справедливости из этих исходных позиций. И на штабеля у ног.
В идеале, хотелось бы ОТ3 (ЦЯ/ЛЧ/МЧС), но устроит любое сочетание этих троих.
Психологически, я скорее вижу ЧэньСу, все же молодой командующий, огонек, в женском теле будет иметь гораздо больше свободы в цзянху (особенно с ЛЧ), чем в императорском гареме.
Особенное спасибо за юмористические моменты привыкания к женскому телу - переучивание воинского канона из-за изменившегося центра тяжести, первое столкновение с "этими" днями, возможность множественных оргазмов, необходимость самому помнить про предохраняться...
Можно, конечно, завертеть серьезную психологию про мужчину в женском теле и проблему гендерной дисфории и дистресса (и может ЛЧ даже изобрететь ему возможность для трансгендерного перехода обратно), но вообще мне бы хотелось что-то не сильно давящее на мозг по этой теме, со всем уважением к трансгендерам и проблемам, с которыми они сталкиваются.

Тишоп!АУ
Исторические реалии: Чайный домик мастера Су.
Который устроен как тайные спикзи времён сухого закона в США - через третью кабинку туалета по паролю можно попасть в настоящий бар, где плетутся уже настоящие интриги. Там должно быть несколько степеней допуска: чайный домик - бордель (дом Мяоинь) - и только потом через кабинку туалета можно плести интриги. И самым сложным подвигом господина Су будет затащить Водяного Буйвола в собственно чайный домик, ибо Цзин чай не пьет (в бордель и то было бы проще).
Возможная юмористическая вставка: Вот заходят они в чайный домик, а там Юй наслаждается тихим местом, где его никто не бесит... А тут вот оно! Потом проходят через бордель, а там Сянь развлекается, где ему никто на мозг не капает.
И только потом проходят в святая святых.
После такой эмоциональной встряски Цзинъянь на любые предложения советника будет смотреть свежим и незамутненным взглядом! )
А потом случается пожарная тревога и все оказываются на улице: Сянь без портов, Юй с распущенными волосами и чайником, и только принц Цзин держит на руках советника Су словно невесту. А последний прижимает к груди ворох бумаг)))
И только ЛЧ проводил бы равное количество времени во всех трёх заведениях)))
Главное, чтобы из подвала домика не вылезли Се Юй с Ся Цзяном, потому что под домиком у них есть ма-а-аленькая штаб-квартира, где они по четвергам пьют за здоровье императора и величие Лян. Но нет, старперы в ольдскульных чайных зажигают)) МЧСом проверено ж, где свой чайный домик устраивать)) чтоб там.. никаких скелетов в колодце!
И только Янь Цюэ достаточно молод душой, чтобы удостоиться приглашения в чайный домик господина Су!

Попаданцы в современность
Будет очень любопытно почитать о героях как СЛ, так и Конспиратора, попавших в Китай наших дней.
В СЛ на роль попаданца напрашивается, конечно, гений цилиня. Тайна личности ложится прям как влитая. Его быстрая соображалка должна помочь ему быстро адаптироваться и в техническом, и в социальном аспектах. И те 12 лет, когда он делал себе имя и репутацию главы Мэя - период привыкания к современным реалиям. И поиск своего места. Но мотивация помощи Цзину будет уже другая... (хотя ревностному конфуцианцу должно быть все равно, чью несправедливость исправлять, касается оно его лично или нет - только у меня сомнения в ревностности его конфуцианских воззрений). ОТ3 хотелось бы.
В Конспираторе если перемещать, то всех трёх братьев... На одиночное попаданство лучше всего тянет Мин Тай, но я слишком люблю ЛоуЧенов, чтобы просить фик не о них)) Их мнения о современном Китае и геополитической обстановке в мире. Мне это видится больше философским фиком - потому что их сюжет слишком тесно связан с 30-40 гг, но если все же удастся разбавить философию сюжетом, будет здорово. Опять же, адаптация к новым соц. реалиям...

Попаданцы-2: выдуманный мир - РПС
"Ты же выдуманный герой, что ты тут делаешь?!"
Но это скорее не про исторических попаданцев, а по механике типа ходят между реальным миром и написанным.
Можно сделать, что одного из персов в СЛ изначально не было (ЛЧ?МЧС? - а ЛШ окончательно погиб на Мэйлин), потом начались эти хождения между мирами, и в конце кто-то реальный решил навсегда остаться в СЛ (если "гуляет" ЛЧ - то для реала можно взять какого-то доктора-перса ЦД, из Хирургов напр).
И где-то там должен быть селф-цест Ван Кая.

Шпионы, всех стран, объединяйтесь
Мне кажется, что Мин Лоу и его братья, вступая в КПК и десятилетиями борясь за свободный Китай со своим собственным путем, видели все же что-то иное, чем путь, предложенный Мао. Все же едва ли после Сорбонны он мог бы одобрить Большой скачок и последовавшую за ним Культурную революцию...
А также я уверена, что их таланты, раскрывшиеся в 30-40, не могли пройти незамеченными для мировой общественности.
Поэтому почему бы их не сманить в АНКЛ? В конце концов, это агенство не занимается прямой перевербовкой в капиталисты, они просто делают общее дело, которое может грозить всем и каждой любой стране мира.
С удовольствием посмотрела бы на общение Мин Лоу с Уэйверли, а Тая - с Соло. А А-Чэну будет о чем поностальгировать с Курякиным...
Лоучэны или Лоучэнтай, Наполя.

Линь Чэнь/ Ле Чжанъин
Под восторгом от "Что не твое - верни" Джетты. Такой Ле Чжаньин - тролль с улыбкой Будды очень подойдет Молодому Хозяину.
Фоном там ЦзинСу с разрблачениями и уползаниями, а на переднем плане история отношений Чжаньина с Чэнем (друзья с привилегиями или возлюбленные), с подталкиваниями ЦзинСу, закатываниями глаз с них в качестве плюшек.

Чжо Цинъяо/Гун Юй
Все закончилось, МЧС уполз и устраивает свою личную жизнь с <по выбору автора*>, барышня Гун в расстройстве чувств решает удалиться в цзянху и там пересекается с молодым отцом-одиночкой, с которым её к тому же связывает такая трагичная история. Все сложно. Постепенное прощение друг друга, смирение с и принятие прошлого и своих ролей в нем, влюблённость, юст из-за того, что разве можно им быть вместе с таким прошлым, ХЭ.
*ЛЧ/ЦЯ/ЦХ/МНХ на выбор или все сразу

Кроссовер Ланъи и Странников
Истории ВКС и МЧС очень созвучны: страшная смерть родителей из-за предательства друзей, сын - единственный выживший, причём все считают его мертвым, тк в цзянху его укрыла никому не подчиняющаяся сила. Смена имени и многоходовка мести много лет спустя.
Призраки оставляют маленького ВКС умирать на трупах своих родителей, но мимо проходит Хозяин Архива и забирает мальчонку, воспитывает вместе со своим сыном Линь Чэнем (больше шисюнов для ВКС!)
А потом они и МЧС подбирают... (как-нибудь вплетаем тут ЧЦШ)
Дети вырастают, ВКС мотается по цзянху, цепляет все красивое. Знакомится с ЧЦШ - поехал сюжет Странников. ЧЦШ из Северной Янь, его тамошний принц сильно подставил (см. сюжет дорамы), тут вплывает МЧС и меняет порядок престолонаследия (месть за друга + тренировка перед Цзиньлином). ВКС и ЧЦШ потом помогают МЧС в Цзиньлине. И доводят его (и Цзина?) до белого каления, потому что те ещё гремлины.
ВКС на пару с ЛЧ (а ещё ЕБЙ и УС) ухитряются таки вылечить МЧС вопреки всем его усилиям
Вэньчжоу, пейринг по Ланъя... ну пусть ОТ3. Или кто-то с Линь Чэнем (который один из гг)

Кроссовер Ланъи и Странников (2)
Линь Шу становится Чжоу Цзышу после Мэйлин (а не МЧС). МЧС совместно с АЛ прокручивают свою интригу по восстановлению справедливости, но это уже другие люди (Линь Шу не МЧС!)... потому что яд огня-стужи и способы лечения от него это сказка  надо только обоснуй, Линь Шу как попал в Тяньчуан служить после Мэйлин

Школа магии!ау
Едва ли прям Хогвартс (если только они все будут из английской диаспоры, но раз в Европе несколько школ, то и в Китае должна быть хотя бы одна? Ланъя прям так и просится в качестве места). Факультеты тоже какие-нибудь сделать (дракона, феникса, цилиня там).
Но вообще я бы больше предпочла ау с Школой в Кармартене. Сюань-цзан где-то же учился).

Стартрек!ау
To boldly go where no one has gone before и хорошенько там поприключаться (можно с откапыванием старых тайн). Цзин и Нихуан как капитаны кораблей, МЧС наверно не из ЗФ будет, его планам устав скорее мешать будет... Линь Чэнь, наверное, глав.врач... и какой-нибудь инопланетянин, например, баджорец или (полу)бетазоид или дельтанец...
Для Конспиратора - Мин Лоу капитан, Мин Чэн - первый офицер, Мин Тай только выпустился из Академии и отчаянно делает себе карьеру (чем он хуже братьев или капитана Кирка. Особенно ребутного).

котоЧэнь. Арт или если фик, то с диким котом

Линь Чэнь/Чу Ин. Не знаю, были ли они знакомы до путешествия ЧИ во времени и если да, то в каких отношениях, но по возвращении ЧИ обращается в Архив с вопросом: как оставить своё имя в истории на тысячу лет минимум

Кидфик. ЦЯ превращается в ребенка. МЧС бегает по потолку, срочно вызывает ЛЧ и они все вместе пытаются расколдовать принцессу, т.е. принца, потому что у них интрига в разгаре, а тут ЦЯ лет пяти сидит на ручках и разносит дом ))) выдержка Чжанъина при воспитании маленького принца
...А мама Цзин улыбается и говорит, что это ещё спокойный ребёнок, вот когда он был вместе с Сяо Шу...

Кидфик с Юем. ЦЯ превращается в ребёнка и обидевшись на что-нибудь сбегает в город, и заплутав оказывается у Юя. Тот (узнав или не узнав его) берет ЦЯ под опеку, а в это время МЧС и ЛЧ ищут ребёнка, а найдя думают как забрать обратно
...Или вообще любой ребёнок, охота посмотреть на эксперимент Юй в образе папаши

К адмиралу Нейсмиту пришли с предложением похитить лорда Форкосигана... упс, извините, старые ассоциации. 
К частному детективу Мэй Чансу обращается Цзинъянь, который разыскивает своего пропавшего без вести друга - Линь Шу. Линь Чень пытается отговорить МЧС от этой авантюры, но безуспешно. Стекло, драма, юст, хэ

Император Чансу. Линь Чэнь доверенный советник и тайная полиция в одном лице. Чэньсу; ЮСТ, осложненный иерархией. Но взаимное доверие и хэ. (Уточняю: юст взаимный или по Линь Чэню).

Фантастика. Цзинчэнь в фантастическом сеттинге (космос или стимпанк) Линь Чэнь - император, Цзинъянь - генерал мятежной провинции, взаимный мучительный юст. От врагов к любовникам (как вариант: от врагов к невольным союзникам, к друзьям и любовникам). Хэ

Три жизни ЦзинЧэней. Собственно ЦзинЧэнь, Лоучэн и, например, Тань Цзунмин и Чжао Ципин из "Оды к радости" или третье - какое-то будущее - можно любое, можно кроссоверное с другим фандомом.

Кроссовер. Фан Мэнвэй ("В пекине все спокойно") и Мины (Конспиратор). Что угодно и какой угодно период ))) Или вот как в этом видео Мэнвэй/Мин ТайQuote Tweet
Как можно взять и не снять их вместе еще раз, ну как, как...

Ещё одна идея с Мэнвэем. У ЦЯ было два важных человека - МЧС и ЛЧ. В перерождении случились лоучэны, и ни Тай, ни Чэн не жаждут отношений. А потом появляется Мэнвэй, и у Тая складывается головоломка - это и есть тот ЦЯ, который любил МЧСа

Обещанное путешествие по цзянху. Чансу, Линь Чэнь, Фэйлю. Романтический флафф и чэньсу или дженовый флафф и броманс. Потому что их никогда не будет достаточно!

Преканон, цзинчэнь. Цзинъянь в опасности, и Линь Чэнь внедряется в армию Цзинъяня. ХЭ

Броманс между Чансу и Линь Чэнем как главные отношения, а на фоне - цзинчэнь. Но в фокусе именно дружеские отношения между Чансу и Линь Чэнем!

Постканон. Войнища. Линь Чэнь оказывается пленником Цзинъяня, и не разглашает необходимую Великой Лян военную тайну. По всем военным традициям Великой Лян его нужно пытать, и Цзинъянь после мучительных колебаний отдаёт такой приказ. Лав/хейт, херт/комфорт, рейтинг не только за пытки. Цзинчэнь, разумеется.

---

фест-сюрприз

[Подмастерье из Архива]

Этой зимой фэндом Ланъи не планирует идти на ФБ, а вместо этого хочет устроит небольшой творческий междусобойчик, который мы назовем Фест-сюрприз.

Пишите свои заявки и сообщайте о намерении участвовать.

Сроки проведения:

• объявление правил 25 октября


• сбор заявок для исполнения 25-30 октября


• подготовка работ 1 ноября-2 декабря


• сбор работ и выкладка 3-5 декабря


• чтение и голосование 5-29 декабря


• подведение итогов 30 декабря

Оставляйте свои заявки! Уже можно!

Фэндомы:

Список архива Ланъя (1 и 2 части), Конспиратор

Допустимо:

фики, арты, видео.
Ограничение только одно: фики пишем от 1 до 8 тыс. слов включительно (нижняя граница - кроме драбблов, конечно); поскольку срок на написание дан небольшой, давайте ограничим авторов от искушения взяться за макси.
Арты и видео любые. Тематика, стиль, категория и рейтинги не ограничены ничем, кроме рамок квеста.  
Автор может подать на фест сколько угодно работ в любые квесты или пропустить любой квест. Автор может делать свою работу на чью-то заявку или нет, по желанию.

Квесты

Вместо квестов ФБ, которые делят работы по рейтингу, размеру и форме, мы предлагаем разделение заданий по жанрам и поджанрам. Таким образом в большинстве квестов могут принимать участие одновременно артеры, райтеры и виддеры.

Автор может играть в тех квестах, в каких хочет сам, ни один не является обязательным.

Вот готовый список квестов (10 штук):

• Юмор (все формы)


• Исполнение чужой заявки (все формы, если иное не оговорено в заявке)


• Романс (все формы)


• Иллюстрация к ранее написанному чужому фику (артеры, коллажисты, виддеры)
  


• Кроссовер или Тотал!АУ  (все формы)


• Черно-белая графика (только для артеров)


• Тамблер-коллажи – обложки к фикам (только коллажисты)
  


• Кидфики  (все формы)


• Супергерои  (все формы)


• Драббл-сотка (ровно 100 слов!) (только фикрайтеры)

Одна поданная работа может быть отнесена автором к нескольким квестам сразу (по желанию), однако организаторы оставляют за собой право переквалифицировать ее из одного в другой, если сочтут, что она отнесена недостаточно обоснованно.

Какими именно тэгами правильно помечать квест(ы) при выкладке на ао3, мы сообщим отдельно.

Выкладка:

Работы выкладываются в назначенный срок (в течение 3 дней), одновременно, в любом порядке.
Выкладывают сами авторы на ао3, но обязательно в коллекцию langya_surprise2021 (анонимная, это позволяет скрыть авторство). Если автору сложно с ао3, орги готовы помочь с выкладкой.
Все работы дублируются оргами на дайри и дыбр в сообщества Ланъя-челлендж (также анонимно). Там же будет вестись мастерпост со списком работ.

Реклама

Будет размещена в твиттере, дайри, дыбре – и где еще придумаем совместно. Ваши предложения принимаются.

Подведение результатов

Мы не будем отдельно проводить голосование, однако по окончании феста соберем статистику по кудосам ао3 в рамках каждого из квестов.

Орги

троекэпие ФБ (Duches, Серпента, Подмастерье из Архива).

запись создана: 22.10.2021 в 14:42

@темы: оргпост, фест-сюрприз

---

[Ланъя-Челлендж]

Мы перенесли архив сообщества на дыбр:
dybr.ru/blog/langya-challenge

@темы: оргпост

---

Неделя рекомендаций

[Ланъя-Челлендж]

День 1. Арты/коллажи/коубы

Сегодня первый день недели рекомендаций и он посвящен артам/коллажам/коубам, но, если вы решите не следовать расписанию, мы все равно будем вам рады.

Enot_XXX рекомендует фик AniSkywalker, а также фик Йорингель

сумеречная кошка на тонких ветвях рекомендует арт с Цзин-фэй, а также арт Банафрии

Ежик-сан составляет рек-лист любимых художников

 Серпента тоже рассказывает про любимый фанарт.

День 2. Видео

Enot_XXX рекомендует сет малых форм. Авторы: Eswet, Йорингель, Подмастерье из Архива, Чёрный Грач

сумеречная кошка на тонких ветвях рекомендует любимые видео

Крысобелко рекомендует любимое фанвидео Thousand eyes

Ежик-сан собирает рек-лист видео

Enot_XXX делится еще одним своим любимым видео

 Серпента тоже рассказывает про любимое видео

День 3. Канон

Ежик-сан дает ссылки на матчасть

 Серпента дает ссылки на перевод канона

Крысобелко рекомендует матчасть и аналитику

День 4. Неформат/челлендж

Enot_XXX рекомендует еще 3 своих любимых фика и предлагает найти в них общее

Ежик-сан дает ссылки на перевод комиксов

Enot_XXX рекомендует арты!

Серпента рекомендует неформат

День 5. Фики

Lindesimpino рекомендует свои любимые фики

Ежик-сан составляет список своих любимых фиков

Крысобелко рекомендует любимые фики.

Серпента рекомендует неожиданные тексты

День 6. Творчество по «сопредельным фандомам» (Конспиратор, РПФ и так далее)

Enot_XXX рекомендует еще 3 своих любимых фика.

Ежик-сан рекомендует творчество по Конспиратору и Лучшему партнеру

Крысобелко рекомендует любимый фик по Конспиратору

День 7. Ваше творчество

Ежик-сан выкладывает свой рисунок

Крысобелко дает ссылку на свой фик с хоу Янем

Enot_XXX дает ссылку на два своих фика

Спасибо всем рекомендующим

Список будет пополняться: ставьте тег #ланъя-неделя, чтобы мы вас нашли, если мы вас пропустили, пишите, мы вас обязательно добавим, если у вас закрытый дневник, но хотите порекомендовать пишите в сообщество. Правила полностью

запись создана: 24.08.2020 в 15:23

@темы: Список Архива Ланъя-1, ланъя-неделя

---

24 - 30 АВГУСТА: Неделя рекомендаций по Списку Архива Ланъя!

[Ланъя-Челлендж]

Неделя рекомендаций по Списку Архива Ланъя!

В твиттере проходит "Неделя Списка Ланъя", и вдохновившись этим замечательным флешмобом мы подумали, что стоит распространить эту замечательную идею и на дайри.
Давайте делиться любимыми работами по Ланъе!)) Додадим любви любимым авторам)

Расписание:
24 августа: арты/коллажи/коубы
25 августа: видео
26 августа: канон (всё, что связано с каноном, матчастью и тд)
27 август: неформат/челлендж (всё остальное!)
28 августа: фанфикшн
29 августа: творчество по «сопредельным фандомам» (Конспиратор, РПФ и так далее)
30 августа: ваше творчество

Каждый день мы будем собирать ваши реки в сообществе!
Можно и нужно:
рекомендовать много и разного;
ставить тег «ланъя-неделя», чтобы вас находили единомышленники (и мы!);
участвовать во все или только в некоторые дни;
рекомендовать работы на любом языке;
комментировать и делиться мнениями;
приносить ссылки на ваши посты в комментарии, если мы вас случайно пропустили в обзоре!

Рекомендации могут быть любыми, развёрнутыми, или краткими!
Просьба указывать авторство и делиться ссылками на оригиналы!

запись создана: 21.08.2020 в 22:23

@темы: оргпост, ланъя-неделя

---

Деанон

[Ланъя-Челлендж]

1. Благородная красавица и похищенный разбойник. А нет, погодите-ка... Автор: Кицуне, бета: Серпента на коллаж Подмастерье из Архива

2. Fons et origo Автор: Achenne на арт Aihito

3. Третья жизнь Автор: nover Бета: TylerAsDurden на коллаж Тань-шань

4. Чай Автор: iolka7 на коллаж Duches

5. Случайные встречи Автор: Capt. Jack Harkness на коллаж Тань-шань

6. Долговая яма Автор: Duches на коллаж Подмастерье из Архива

7. Невозможное и невероятное Автор: Подмастерье из Архива на арт Ежик-сан

8. Двойная плата Автор: Enot_XXX на арт Ежик-сан

9. Вкус отчаяния Автор: Серпента на арт White_Lotus_

10. Репутация Автор: Ми-2 Бета: Aerdin на арт Aihito

11. Кармический круг Автор: Серпента на коллаж *Bacca*

Визуальщикам:















Авторам:

<a href="https://langya-challenge.diary.ru/" target="_blank"><img src="https://images2.imgbox.com/36/8e/OGgu09fF_o.jpg" alt="Ланъя Челлендж"/></a>

@темы: оргпост, Список Архива Ланъя-1, реверс-фест

---

[Ланъя-Челлендж]

Текст для *Bacca*

На коллаж

Название: Кармический круг
Автор: Серпента
Номер заявки: 6
Персонажи: А Чэн (Сяо Цзинъянь), Мин Тай (Линь Шу/Мэй Чансу)/Чэн Цзинъюнь (Му Нихуан), Мин Лоу (Линь Чэнь), Мин Цзин (супруга Цзин), броманс А Чэн/Мин Лоу.
Рейтинг: PG
Категория: джен, гет, возможные слэшные намёки
Жанр: семейная драма, драма, романс, АУ
Размер: мини, 1400 слов
Краткое содержание: Многие знания - многие печали. А Чэн вспоминает прошлую жизнь и пытается исправить мировую несправедливость.

А Чэн вспоминал обрывками. В детстве - снами, кошмарами. Потом - странным ощущением, которое старший брат называл красивым иностранным словом «дежавю».
Первой он вспомнил матушку. Старшую сестру. Как-то утром Нового года - она читала газету в гостиной, А Чэн вошёл, и старшая сестра ласково спросила его, как он спал.
Он едва не назвал её матушкой, но осёкся. И следующий месяц думал, всякий раз, когда виделся с ней, помнит ли старшая сестра?
Он бы хотел - услышать мягкие интонации матушки, увидеть ласковую улыбку. А Чэн каждый раз гнал от себя эти желания: он ведь любил старшую сестру. И всё же скучал…
К концу месяца А Чэн наконец справился с собой, уверившись, что старшая сестра ничего не знает, и вздохнул спокойнее.

Сяо Шу он вспомнил внезапно, и воспоминания, навалившиеся на А Чэна из прошлой жизни, едва не смели его. А потом его едва не смёл раздражённый, пролетающий мимо сяо Шу - Мин Тай. Они опять повздорили со старшим братом, и (сяо Шу) Мин Тай задел его локтём со всего маху и даже не остановился. Спустя пять секунд - вернулся и всё-таки спросил, не больно ли. А А Чэн даже мотнуть головой смог едва-едва. Мин Тай ему не поверил и потащил на кухню, и А Чэн воспротивился инстинктивно.
Их растащил старший брат, увёл А Чэна к себе и молча принёс ему чаю, пока А Чэн откашливался и ощупывал ребро. Локоть у Мин Тая был (как у сяо Шу) острый.

Мин Тай ничем не выдавал, что он помнит Сяо Цзинъяня, как и старшая сестра. А Чэн к этому был уже готов и потому даже почти не был разочарован. Было немного странно смотреть на старшую сестру и как она опекает Мин Тая, когда перед глазами вставали совсем другие картины, но, в конце концов, ему выпала целая жизнь с матушкой. Сяо Шу - большую часть той своей жизни провёл в мучениях, и даже здесь остался сиротой.
Эта мысль помогла А Чэну утвердиться в том, что ему следует помочь восстановить справедливость, а не жаловаться на судьбу. И он, конечно, с ещё большим рвением принялся помогать семье заботиться о Мин Тае.

А Чэн ждал и боялся воспоминаний о старшем брате. Иногда он размышлял: раз судьба свела его и с матушкой, и с сяо Шу, значит, наверное, и со старшим братом они были близки - там? Но всё-таки…
Старший брат был таким, каким должен был. Неповторимым. А Чэн согласился делить его с Мин Таем - Мин Таю принадлежал мир, в конце концов.
А Чэн не хотел делить его с воспоминаниями. Даже если они - в том далёком несбыточном прошлом - не были близки. И особенно - если были.

Он увидел Чэн Цзинъюнь на улице, когда шёл на встречу с дядюшкой Ли. Он слышал о ней - что она племянница доктора Су, что занимается подпольной деятельностью, что она медсестра, но впервые в тот день он разглядел её лицо, по-настоящему разглядел. И его как ударило током: перед ним была Нихуан.
Образ Нихуан - смутный, неясный - появлялся в его воспоминаниях и до этого. Сяо Цзинъянь помнил Нихуан рядом с сяо Шу и, конечно, помнил, как не случилось их счастье.
А Чэн, вспоминая историю прошлого с отчётливой ясностью, смотрел Чэн Цзинъюнь вслед и собирался восстановить справедливость.

Первую попытку он предпринял на каникулах: Мин Тай вернулся в Шанхай, и в семейном доме не хватало только старшего брата, отправившего вместо себя А Чэна и отговорившегося работой.
Мин Тай вдохновенно рассказывал старшей сестре небылицы, а она, хоть и недоверчиво усмехалась, слушала с негасимым вниманием. А Чэн, улучив момент, поддел:
- А как же девушки, Мин Тай?
Старшая сестра сделала строгое лицо, но глаза её добро улыбались.
- Какие девушки? - взмахнул руками Мин Тай, сцапывая себе пирожное. - Старший брат требует, чтобы я учился! Разве я могу с ним спорить? У меня не остаётся совершенно никакого времени на девушек! Старшая сестра, может, хоть тебя он послушает, а?.. Он меня совсем замучил своими нравоучениями!
А Чэн фыркнул, не сдержавшись:
- Как будто ты не научился слушать их вполуха ещё когда был в два раза мельче! Эй!
Мин Тай утащил у него с блюдца кусок печенья. Старшая сестра легонько хлопнула его по запястью:
- Мин Тай! Тебя как будто не кормят!
- Не кормят! - немедленно согласился тот. - Старшая сестра, я практически умирающий от голода студент! Спаси меня!
А Чэн рассмеялся. Мин Тай, такой юный, такой живой, такой озорной - это ли не было чудом? Сяо Цзинъянь почти не помнил его таким; Сяо Цзинъянь помнил Мэй Чансу со сжатыми губами и жгучим взглядом.
А Чэну на мгновение захотелось сжать Мин Тая в объятьях и сделать так, чтобы он никогда, никогда не возвращался в Шанхай, где не сегодня-завтра начнётся война.
Он опомнился спустя секунду, но момент был упущен: он так и не придумал повод познакомить Мин Тая с Чэн Цзинъюнь.

Наверное, только отчаяние - после того, как Мин Тай попался Ван Тяньфэну, после того, как Мин Тай не смог бы больше вернуться в мирную жизнь, - заставило А Чэна подсунуть документы с упоминанием Чэн Цзинъюнь на стол старшему брату. Для участия в операции вместе с Мин Таем.
Наверное, в чём-то он всё-таки просчитался, успел подумать. А Чэн, когда старший брат поднял брови.
Старший брат посмотрел на него, подняв голову, прямо в глаза, и А Чэн вспомнил.
Старший брат понял сразу же. Не отрывая взгляда, он всё смотрел на А Чэна и ждал.
- Давно ты помнишь? - спросил наконец А Чэн.
- Давно, - ответил тот. - Много лет. А ты молодец: я так и не догадался, что ты знаешь.
Почему-то похвала казалась незаслуженной.
- Я не помнил тебя до этой минуты, - признался А Чэн.
Старший брат прошёл от стола до окна.
- Вероятно, потому, что там мы не были близки. И, возможно, потому, что я старше.
А Чэн кивнул, просто потому, что не знал, что ещё ответить. Человек в его воспоминаниях с лицом старшего брата был знаком и не знаком одновременно.
У человека по имени Линь Чэнь в его памяти было лицо того, кто проиграл самую важную, единственную и решающую битву.
Может быть, поэтому старший брат так легко простил ему ошибку со спасательной операцией Мин Тая?
Мин Тай. Каково, должно быть, старшему брату смотреть…
- Чэн Цзинъюнь, - сказал А Чэн, с усилием прерывая поток мыслей. - Они должны встретиться. Он обещал Нихуан следующую жизнь.
- Они встретятся. Я прослежу за этим.
А Чэн ещё раз кивнул. Потоптался на месте.
- Что-нибудь ещё?
- Нет. Спасибо, - откликнулся старший брат, мимолётно оборачиваясь и скользя по нему взглядом. А Чэн наклонил голову и вышел из кабинета.

Чэн Цзинъюнь Мин Таю нравилась. А Чэн тихо подкладывал старшему брату планы на утверждение. Это была со всех сторон удачная стратегия: и с точки зрения личного счастья Мин Тая, и с точки зрения беспокоящейся за него старшей сестры, и с точки зрения перевербовки Мин Тая.
И с точки зрения мировой справедливости, хотя теперь, некстати вспоминая, кем был старший брат в прошлой жизни, А Чэн не был так уж в этом уверен.
Жить с осознанием разделённой тайны оказалось неожиданно тяжело. Сяо Шу, матушка, Нихуан - они и не подозревали, как тесно и крепко были связаны их жизни. Но они со старшим братом знали оба, и это знание стояло между ними тенью, как некогда, не в этой жизни, стояла тень Мэй Чансу.

Накануне операции по устранению Нантянь Мин Тай исчез из дома на несколько часов, и А Чэн узнал от дядюшки Ли, что он ходил с Цзинъюнь. Хоть что-то хорошее вышло из этого безумия, мелькнула мысль. После ужина он сказал об этом старшему брату, и тот кивнул.
- Я намекну старшей сестре, что ему пора бы жениться, - проговорил тот задумчиво. - Пора. Как только закончится завтрашний день.
Завтрашний день завершился пылающим от гнева Мин Таем, наставившим на старшего брата пистолет.
И А Чэн выхватил свой, в ужасе, думая только о том, как не допустить выстрела. Старший брат, кажется, приказывал опустить оружие. Ему, а А Чэн не мог совладать с подступающей к горлу панике. Не может же и вправду всё закончиться так, нет, нет…

- Ты никогда не жалел, что Мин Тай так и не вспоминает прошлое? - спросил А Чэн. Они смотрели на танцующих и очевидно влюблённых друг в друга Мин Тая и Чэн Цзинъюнь. Старший брат скосил на него почти незаметный взгляд.
- Жалел, - сказал он. - Недолго, но жалел.
А Чэн кивнул. Он понимал: Сяо Цзинъянь всё ещё скучал по сяо Шу; Линь Чэнь всё ещё скучал по Мэй Чансу.
- Но так лучше для него, - добавил старший брат. - Он был бы страшно разочарован.
А Чэн нахмурился.
- В тебе? Не поверю.
Старший брат усмехнулся и покачал головой.
- Мне рассчитывать уже не на что. Но в себе он бы, пожалуй, разочаровался. Ненадолго, конечно. Это, к счастью, Мин Тай.
А Чэн подавил смешок в кулак.
Мин Тай и Чэн Цзинъюнь кружились по залу и восстанавливали мировой порядок.

@темы: фик, гет, джен, Конспираторы, Мин Лоу, Мин Тай, Список Архива Ланъя-1, Мин Чэн, Мин Цзин, реверс-фест

---

Краткое объявление

[Ланъя-Челлендж]

Дорогие участники и читатели!

У нас осталась не выполненной еще одна заявка, текст по ней мы выложим через несколько дней. Но он обязательно будет!))

А пока - приглашаем вас прочесть уже выложенные тексты и угадать их авторов!

запись создана: 29.04.2020 в 18:32

@темы: оргпост, реверс-фест

---

Реверс-Тотализатор!

[Ланъя-Челлендж]

В комментариях к этому посту можно угадывать авторов текстов!

Угадавшему больше всех - виртуальные печеньки)))

запись создана: 29.04.2020 в 00:24

@темы: мотивационное, оргпост

---

СПИСОК

[Ланъя-Челлендж]

Уже выложено на реверс:

1. Благородная красавица и похищенный разбойник. А нет, погодите-ка...
На коллаж Подмастерье из Архива

2. Fons et origo
На арт Aihito

3. Третья жизнь
На коллаж Тань-шань

4. Чай на коллаж Duches

5. Случайные встречи на коллаж Тань-шань

6. Долговая яма на коллаж Подмастерье из Архива

7. Невозможное и невероятное на арт Ежик-сан

8. Двойная плата на арт Ежик-сан

9. Вкус отчаяния на арт White_Lotus_

10. Репутация на арт Aihito

запись создана: 24.04.2020 в 06:06

@темы: оргпост

---

Текст для Aihito

[Ланъя-Челлендж]

Текст для Aihito

Название: Репутация
Автор: Ми-2
Бета: Aerdin
Номер заявки: 10
Персонажи/Пейринг: Сяо Цзинхуань/Мэй Чансу, Сяо Цзинъянь, Линь Чэнь
Рейтинг: NC-17
Категория: слэш
Жанр: экшен, мистика, смешение миров и все такое
Размер: ~11,1 тыс.слов
Краткое содержание: Давняя история - сын убил отца, брат изгнал брата, друг помог другу, да и с последствиями уже разобрались. А потом вдруг начинают происходить странные вещи.

- Он опять на тебя смотрит.
Чансу позволил взгляду скользнуть в сторону от сцены, благо, выступление Управителя Ециня не требовало особенного внимания. Обычная говорильня: мы должны прикладывать больше усилий в развитии сотрудничества, важность поддержания баланса есть всеобъемлющая цель, многовековой опыт урегулирования возникающих проблем - пустые слова того, кто ровным счетом ничего не решает. Ецинь за последнюю тысячу лет утратил даже намек на значимость, еще пара веков - и им достанется роль экологического заповедника: будут вещать о важности сохранения магического равновесия и культурной роли извечных существ. А главную повестку дня, как и сейчас, станут определять совершенно другие.
Докладчик повернулся к огромным окнам за своей спиной, и стекла тут же потеряли прозрачность, становясь таким же огромным экраном. Разработчики IMAX душу бы продали за подобную технологию.
- И снова нет, - проговорил Линь Чэнь, даже не поднимая головы от доклада, который просматривал уже полчаса, не меньше. - Хотел бы я знать, что все это значит.
- А я хотел бы быть готовым к тому моменту, как он позволит нам это узнать, - добавил Цзинъянь, сидевший по правую руку от Чансу.
Чансу промолчал, только сейчас взглянув на человека, которого одна половина присутствующих боялась как огня, а вторая истово и так же тщетно пыталась заполучить в союзники.
Сяо Цзинхуань, император-дракон.
Сейчас он сидел в своей ложе, потягивая из бокала красное вино. Идеальная стрижка, столь же безукоризненный в каждой своей линии костюм, спокойное лицо с вежливым интересом в прищуре глаз - и все это нет-нет, да плыло, словно в 3D-кино, открывая второй слой реальности: золотую заколку-гуань на голове, мерцавшую в электрическом свете так, словно она отражала колеблющееся пламя свечей, и красный плащ с лилово-синим подбоем на плечах, с вышивкой тем же зачарованным золотом. Советники, сопровождавшие императора на саммит, сидели сзади, а дальше стояла охрана, притащить которую в Архив Ланъя, изначально позиционировавший себя нейтральной территорией, мог только Сяо Цзинхуань.
Даже Чэнь, увидев подобное сопровождение на своей земле, лишь скривился и промолчал - потому что чувствовал определенную долю вины, Чансу в этом не сомневался.
Он и сам ее чувствовал. Еще бы. Именно Чансу задумал сместить бывшего императора Великой Лян и тем самым поспособствовал всем изменениям, произошедшим после. Сяо Цзинхуань убил своего отца и был изгнан братом, и все думали, что он просто затеряется в мирах.
Однако он совершил невозможное.
Это в человеческом мире Китай давно существовал как единое государство с четко определенными границами, которые охранялись международными законами. Суверенитет, армия, одна из ядерных держав, член совета ООН, все дела. В населенной же волшебными существами Изнанке пространство имело куда более сложную структуру. Взошедший на трон Сяо Цзинъянь управлял страной, которая накладывала отпечаток не только на Китай, но и соседствующими с ним страны. Тот же Ецинь, к примеру, влиял на состояние морей восточного побережья Китая, а Архив довлел над горными массивами: Гималаи так вообще были сердцем магического мира, чего и говорить.
Дева-воительница - бесстрашная Му Нихуан фактически держала в ежовых рукавицах Южную Чу, которая испокон веков представляла собой нечто аморфное и хаотично изменяющееся. Горы, пустыни, тропические леса - и столь мутные схемы управления и торговли, что даже у Чансу иногда начинала болеть голова, когда он пытался разобраться в очередном свежепоявившемся механизме этой страны.
Общий порядок был определен изначально в тот миг, когда распустилась Великая вечная хризантема, и капли росы на ее лепестках стали мирами. Восток, запад, экзотичные северные миры и полные дикости южные - все они образовывали Изнанку.
И кто бы мог предположить, что Сяо Цзинхуаню удастся объединить под собой все отребье, что существовало вне цивилизованных пространств, а потом найти скрытый Источник и создать новую каплю. Великая Юй - Чансу до сих пор передергивало от скрытого издевательства в этом названии. Великие клятвопреступники, как же иначе. Но вот только Сяо Цзинхуань сумел развить свою страну так, что с ней немыслимо скоро пришлось считаться на самом высоком уровне.
И драконом его прозвали отнюдь не за титул.
Сяо Цзинхуань вдруг повернул голову, встречаясь с Чансу взглядом - так, будто заполненный до отказа зал был пуст. А потом сделал такой жест двумя сложенными пальцами, словно указывал куда-то на сцену. Один из его советников тут же поднялся на ноги и пошел к трибуне, с которой уже спускался Управитель Ециня.
- Заявку на выступление они подали буквально только что, - заметил Линь Чэнь, откладывая свои бумаги в сторону. - Интересно, зачем?
Графики погасли, экран снова растаял, открывая вид на впечатляющие горные вершины, окружающие Архив. За то время, пока ециньский правитель делился данными о торговом обороте своей страны, темные облака поднялись выше, превращая горы в разбросанные по белому морю острова. Только волн не хватало для полного сходства со штормом.
- Сейчас все и узнаем, - еще сильнее выпрямился в своем кресле Цзинъянь.
Линь Чэнь беззвучно шевельнул губами, и облачный дух, привычно председательствующий на саммитах, немедленно поднялся с объявлением.
- Слово имеет представитель Великой Юй, господин Жэнь Чао, - его голос ветром облетел весь зал. - Прошу вас.
Весь в черном, точно на западных похоронах, Жэнь Чао поправил серебристый галстук перед тем, как заговорить, и Чансу мог поклясться, что заметил слабый кивок Сяо Цзинхуаня в ответ на этот будто невольный жест.
- Не к добру это все, - переплетя пальцы в замок, Цзинъянь на миг прижал их к губам, когда на экране стали появляться таблицы с прогнозами и диаграммы с многочисленными кривыми.
- Пандемия никогда не бывает к добру, - заметил Линь Чэнь, с первого взгляда догадываясь, о чем пойдет речь дальше. - Особенно когда о таком событии первым узнает не Архив.
- …на сегодняшний момент затронута большая часть человеческого мира, - под перешептывания зала Жэнь Чао выводил на экран все новые данные. - Император считает необходимым довести эту информацию до участников саммита, поскольку предполагаемое развитие ситуации вызывает определенные опасения. Экономические прогнозы по секторам рынков вы можете увидеть на экране. Таким образом…
Линь Чэнь повернул голову в сторону прохода между креслами, и рядом немедленно возник один из его облачных помощников.
- Передай Старому Хозяину мою просьбу все проверить самому, - шепнул Линь Чэнь. - Пусть забирает наши вычислительные резервы, прочие задачи сейчас не имеют первостепенного значения.
- Слушаюсь, - прошелестел тот и тут же развеялся туманом.
- А ты что думаешь, Чансу?
По глазам Линь Чэня можно было прочитать его мысли. Чансу и сам считал, что из ниоткуда возникшая пандемия слишком подозрительна, чтобы быть естественным течением событий.
- Думаю, все это связано с Сяо Цзинхуанем, - сказал он вслух. Цзинъянь рядом тихо выругался. - Но для полного анализа нужно больше сведений и времени.
В зале тем временем разгоралась дискуссия, больше похожая на склоку.
- …у нас самая тонкая грань с человеческим миром! - захлебываясь эмоциями, с места возмущался Сато Куо с Дальних островов. Его крылья, покрытые рыжими волосками, проявились полностью и теперь едва помещались в ложу. Да и клыки, не дававшие пока еще человеческим челюстям сомкнуться полностью, делали речь едва ли разборчивой. - А что, если инфекция передастся и нам?! Летучие мыши принадлежат нашим родовым ветвям! Надо расследовать возникновение вируса! За этим кто-то стоит!
Будто не слыша скрытых обвинений, Сяо Цзинхуань сидел ровно, и вина в его бокале не убывало, сколько бы он ни прикладывал его к губам.
- Исследования же не показывают возможной опасности для нашей расы, - Чансу не стал оборачиваться на очередного вступившего в полемику. - Люди как-нибудь справятся сами, попытку увести повестку дня в эту сторону считаю неуважением к высокому собранию!
- Нам некогда отвлекаться на человеческие проблемы! - подскочил с места кто-то из делегации Южной Чу и тут же осел обратно в кресло от одного лишь взгляда Му Нихуан.
- И как она с ними управляется, ума не приложу, - пробормотал Линь Чэнь, пребывая мыслями явно где-то очень далеко. Уж точно не в Южной Чу. - Ладно, похоже, лучше объявить перерыв до выяснения всех обстоятельств.
Чансу кивнул, скользя взглядом по головам в партере.
- Уважаемые участники, поступило предложение прервать заседание для проведения дополнительных консультаций, - Линь Чэнь рывком поднялся на ноги, но голос председательствующего духа уже звучал со всех сторон, и зал наполнялся шумом и даже выкриками.
- Чансу, ты идешь? И вы, ваше величество?
Цзинъянь скривился.
- Неужели тебе так нравится его дразнить? - спросил у друга Чансу, уже следуя за Линь Чэнем по длинному проходу к дверям на внешние галереи, где было куда больше ветра и воздуха, столь плотного, что по нему можно было ходить. Ну, тем, по крайней мере, кто умел это делать.
- Ему нравится, но он не признается, - проворчал Цзинъянь, не дожидаясь ответа молодого хозяина Архива, и, выйдя наружу, задержал дыхание - как всегда, когда под ногами открывалась пропасть. - Все ждет, когда я окончательно рассержусь, возьму персиковую палку и побью его, как мальчишку.
- Меч! - круто развернувшись на месте, ответил Линь Чэнь и широко улыбнулся. - Я предпочитаю меч, палка - это слишком простонародно, и вообще, где ваши манеры, ваше вели…
- Рад видеть, что все в сборе и никого не придется ждать, - раздался рядом знакомый голос. Цзинъянь вздрогнул и точно закаменел на месте, Линь Чэнь разом подобрался, будто ожидал немедленного нападения, и только Чансу повернулся к подходившему Сяо Цзинхуаню лицом.
- Ваше величество, - сдержанно кивнул он.
- Господин советник Мэй, - с понимающей улыбкой ответил тот. - Господин Хозяин Архива. Брат.
- Что тебе нужно, “брат”? - с явной угрозой в голосе шагнул вперед Цзинъянь, и Чансу едва успел поймать друга за рукав.
Сяо Цзинхуань огляделся по сторонам, будто не понимая, с какой стороны ждать нападения и куда делась его охрана, а потом поднял руки в примирительном жесте.
- Если ты считаешь, что я хочу поквитаться за давнюю историю, Цзинъянь, я буду чувствовать себя польщенным, - почти сладким голосом произнес он, не обращая внимания на ветер, что трепал его волосы, полы пиджака и плащ, проявившийся сейчас особенно четко. - Бояться моей мести столько лет… ммм, это должно быть утомительно, братец. Я здесь по другому поводу. Хочу поговорить с Мэй Чансу.
Цзинъянь помрачнел сильнее. У него на скулах даже желваки проступили.
- Надеюсь, вы владеете искусством полета? - вкрадчиво поинтересовался Линь Чэнь, Чансу даже рта открыть не успел.
Император Великой Юй посмотрел чуть в сторону и туда, где на многие километры вниз были только острые камни, ветер и облака.
- Да, падать отсюда не хотелось бы, - усмехнулся он, поднимая взгляд в лицо Линь Чэня. - Но мне действительно нужна помощь вашего советника.
- Вот как? - без тени интереса уточнил Цзинъянь. - Ты еще думаешь, что мы поверим в твою очередную ложь?!
- Цзинъянь, не нужно, - проговорил Чансу, прекрасно видя и то, как Линь Чэнь сжимает ладонь вокруг пока еще призрачного меча. - Чэнь, не стоит. Давайте выслушаем его.
- Тем более, что отказать мне вы всегда успеете, - согласился Сяо Цзинхуань и поежился, словно только сейчас обратив внимание на холодный ветер. - Бррр… Здесь есть место поуютнее, где можно было бы свободно поговорить?
Линь Чэнь внимательно на него посмотрел, а потом поднял руку, указывая направление.
- Сюда, пожалуйста.
Предложенный им конференц-зал оказался почти начисто лишен мебели - только большой стеклянный стол на черных обсидиановых ножках, кожаные кресла ему под стать да здоровенное лимонное дерево в кадке из мореного дуба. А так - те же стекла во всю стену, те же мраморные полы… Ну, и еще написанная тушью огромная картина - неизменные горы - на противоположной от окна стене.
Чансу прямо почувствовал, как Сяо Цзинхуань удержал на языке язвительный комментарий - но в кресло он сел молча. А потом все же вытянул ноги под столом, демонстрируя всем свои ботинки без единой пылинки на них. Линь Чэнь едва заметно вздохнул, коснулся ладонью стекла, и столешница тут же помутнела.
- Итак? - хмуро проговорил Цзинъянь, глядя на брата-преступника в упор.
- Вы же слушали моего докладчика? - спросил тот. - Там, в зале? Про пандемию у людей. Только не говорите, что мне придется повторять все заново.
- Не придется, - ответил за всех Чансу.
- Хорошо, - посерьезнел Сяо Цзинхуань. - Так вот. Это не все плохие новости, но я не стал выкладывать карты на всеобщее обозрение.
- Решение в твоем духе, брат, - снова не удержался Цзинъянь.
Чансу пихнул друга ногой под столом.
- Все, что касается проблем в человеческом мире, мы выясним в самое ближайшее время, - заметил Линь Чэнь. - Вряд ли ваше величество сумеет сообщить что-то особенное.
- В человеческом мире происходит только часть странного, - посмотрел на него Сяо Цзинхуань. - То, что творится в моей стране, куда серьезнее.
- Тоже болезнь? - спросил Чансу.
Сяо Цзинхуань покачал головой.
- Хуже, - сказал он, вынимая из кармана то, в чем Чансу опознал сотовый телефон. - Намного хуже.
Он положил телефон на стол, коснулся пальцами экрана, и Чансу даже не успел напомнить, что никакая техника, принесенная извне, в Архиве не работает, как засветившаяся картинка ожила, обретая объем и разворачиваясь над экраном, точно проекция.
- А это еще что?! - выдохнул Цзинъянь, подаваясь вперед под тихий присвист Линь Чэня.
- Полагаю, куски Замирья, - ответил Сяо Цзинхуань.
Над столом светилась какая-то долина. Как это было снято, Чансу даже не предполагал, но обычный вид - трава, деревья, дома - выглядели совершенно обычно, за исключением тех мест, в которых они смазывались призрачным зеленоватым туманом. Как будто бумагу разъедало кислотой - только вот бумага сама по себе была трехмерной, и в пространственных дырах виднелся потусторонний мир, зыбкий и нереальный.
- Мои ученые назвали ее Аномалией, - сказал Сяо Цзинхуань, покрутив пальцем над проекцией, и объемная картина послушно повернулась и раздвинулась, становясь четче и больше. - Эта область постоянно растет; все, попадающее в нее, исчезает безвозвратно, остаются только камень и вода. Ну, еще воздух, разумеется.
- Может, Великая Юй схлопывается в привычное небытие? - спросил Линь Чэнь.
Сяо Цзинхуань усмехнулся.
- Нет никаких к тому предпосылок, не надейтесь, - ответил он. - Сам мир стабилен, за него я ручаюсь полностью.
Чансу тоже протянул руку, касаясь повисшей в воздухе картины. Пошевелил пальцами, и та, подчиняясь движению, снова повернулась.
- Я уверен, - сказал Сяо Цзинхуань, - что причина происходящего на той стороне. И я хочу пройти и посмотреть, что там происходит. Что вызвало Аномалию у меня и болезнь у людей. Поэтому мне нужен Мэй Чансу, чтобы провести меня туда, куда живым хода нет.
- Нет! - вжал ладонь в стол Цзинъянь. - Это ты все подстроил, чтобы выманить сяо Шу к себе! Чтобы отомстить ему!
Сяо Цзинхуань почти обреченно закатил глаза.
- Ладно, - сказал он, поднимаясь. - Я пойду, воздухом подышу. А вы можете посовещаться, стоит ли мне верить и вообще.
За ним еще не успели даже двери закрыться, как Цзинъянь тоже встал из за стола.
- Не понимаю, почему ты так реагируешь, - сказал другу Чансу. - Словно тебе в штаны репьев подложили.
- Власть, - Цзинъянь… нет, император Ань-ди недобро глянул на двери, за которыми скрылся Сяо Цзинхуань. - Он настолько потерял чувство пристойности, что не сдерживает распространение своей власти. Даже здесь. Даже зная, что ты...
- Что я под твоей защитой, - подтвердил Чансу. - Он пытается это изменить?
Цзинъянь дернул плечами.
- Я тоже чувствую, кстати, - негромко поддержал того Линь Чэнь. - Но это мои владения, и поэтому мне проще сохранять спокойствие. Правда, не уверен, что Сяо Цзинхуань действует осознанно. Если он привык укреплять собственный новорожденный мир подобным образом, это может быть инстинктивным стремлением.
- Но ты тоже против? - повернулся к нему Цзинъянь.
Линь Чэнь кивнул.
- Ладно, - признал Чансу. - Вы можете думать, что эта поделка - фальшивка …
- И еще надо выяснить, откуда в Великой Юй такие технологии, - добавил Линь Чэнь.
Чансу только рукой махнул.
- Но это выяснить можно только на месте. К тому же, ну что Сяо Цзинхуань может мне сделать? - Цзинъянь вскинулся было, но Чансу продолжил, не дав перебить себя. - Удержать? Убить? Меня?
В нем, единственном из всех, населявших миры, жили две души: живая - Мэй Чансу и мертвая - Линь Шу. Как так получилось, не мог объяснить даже Линь Чэнь, спасший Чансу жизнь. Бой при Мэйлин и падение с обрыва, снежные жуки и яд Огня-Стужи, последующее лечение - все спаялось воедино, но итогом стала способность проходить в мир мертвых. Погибшие и нерожденные еще души, призрачные чудовища, страна теней - Замирье, куски которого сейчас Чансу наблюдал в разрывах в долине Великой Юй. Вряд ли тот, кто не обладал такой способностью, смог бы подделать ту сторону. Даже цвет этого тумана, который и туманом-то не был.
Если только у императора-дракона не было второй мертвой души, конечно. Но ее бы Чансу увидел.
- Он принес в Архив работающую электронику, - напомнил Линь Чэнь, мотнув головой в сторону сотового телефона. - Где гарантия, что он не придумал способа убить такого, как ты?
- И рискнуть страной? - усомнился Чансу. - Вы его в порошок сотрете потом - что Цзинъянь, что ты.
- Не отрицаю, - хмуро подтвердил Линь Чэнь.
Цзинъянь прошелся вдоль разрисованной стены, тяжело вздохнул, а потом вернулся обратно к столу.
- А ты, похоже, уже решил для себя все, да?
Чансу посмотрел другу в глаза и кивнул.
- Цзинъянь, посуди сам. Твой брат прекрасно знает, как к нему тут относятся и что любое его слово будет проверено. И если я не вернусь в обозначенный срок - который, полагаю, вы можете установить сами, Великой Юй придется несладко. Цена мести слишком высока.
- Но если мы не сможем доказать его вины… - начал Цзинъянь.
- Меня это не остановит, - перебил его Линь Чэнь.
- Вот именно, - подытожил Чансу. - И я об этом. Уверен, что и Сяо Цзинхуань это понимает тоже.
- Хорошо, - выдохнул Цзинъянь. - Три дня, не больше. И если ты задержишься там хотя бы на минуту…
- Ладно, твое величество, - взял друга за плечо Чансу и слегка сжал. - Три дня - так три дня.
- Пойду скажу ему, - вздохнул Линь Чэнь, вставая с места и направляясь к дверям. - А то, может, уже и говорить некому. Вдруг нашего дракона ветром сдуло. Вот было бы хорошо.

Сяо Цзинхуаня не сдуло. И, стоя на самом краю долины, увиденной раньше только в голографической проекции, Чансу даже немного жалел, что так вышло. Вживую происходившее в Аномалии оказалось еще неприятнее, чем в маленькой проекции с экрана сотового телефона.
За прошедшие несколько дней пораженная зона расползлась шире. Небольшой городок, расположенный к югу, Сяо Цзинхуань явно приказал эвакуировать, и теперь по дорогам тянулись нескончаемые вереницы машин, телег и двухколесных повозок, груженых скарбом. По обочинам гнали скот - небольшими стадами, должно быть, чтобы поднимаемая копытами пыль не застилала дороги, тем самым останавливая движение совсем.
И везде стояли армейские посты. Солдаты в черно-серебряной форме носили странные длинные ружья: в какой-то момент Чансу увидел, как отряд вскинул их и одновременно выстрелил в сторону ближайшего уродливого пятна, колышущегося над полем. Пятно-дыра уже зацепила дерево совсем рядом с дорогой и, медленно растворяя его ветви, сочилась слабым зеленоватым дымом, точно кровью. Выстрел на какое-то время заставил ее замереть.
- Быстрее, быстрее! - замершая было вереница снова тронулась с места.
- Что, мог я это все придумать? - спросил Сяо Цзинхуань, подводя к Чансу двух лошадей. После недолгих обсуждений кони были выбраны как наиболее надежный транспорт на той стороне. Пока Чансу будет рядом, они смогут передвигаться в Замирье так же, как в Изнанке или человеческом мире, а вот останется ли на ходу машина и сохранятся ли горючие свойства бензина, заранее сказать было сложно. Чансу никогда не задавался подобными вопросами в нечастые попадания на ту сторону.
- А чем заряжены ружья? - вместо ответа спросил он, кивая на ближайших солдат.
- Спросите лучше у кого-нибудь другого, - признался Сяо Цзинхуань. - Я не настолько силен в химии, чтобы повторять названия, которыми можно сломать язык. К тому же, предвосхищая ваш следующий вопрос, почему нельзя залить всю Аномалию этим составом, должен сказать, что эффект очень временный. Не пройдет и получаса, как рост потусторонних дыр возобновится. Сами понимаете, что в этой гонке страна обречена на поражение.
Чансу хмуро кивнул, понимая, что ресурсы рано или поздно истощатся, и с проблемой следовало разобраться в ее источнике. А источник явно был с той стороны.
- Так откуда все началось? - беря свою лошадь под уздцы, Чансу похлопал ее по крупу и предложил животному яблоко - в знак будущей дружбы. Яблоко было принято, кобыла скосила на Чансу умные глаза и тряхнула гривой.
- Расчеты показывают, что центр находится там, - Сяо Цзинхуань указал куда-то вперед. - Вон, видите, Чансу, где река делает изгиб, уже за городом? Аномалия ползет неравномерно, причины пока установить не удается, но думаю, если мы отправимся по краю между полями… или что там окажется с той стороны, мы подберемся к нужному месту достаточно быстро.
- В Замирье местность не такая, как здесь, - пробормотал Чансу, проверяя, надежно ли подтянута подпруга. - То, что выглядит, как лес, может оказаться болотом, а поле обернется склоном горы или хуже того, пропастью. Вы уверены, ваше величество, что вам нужно идти вместе со мной?
- Вы можете смеяться, но да, - хмуро ответил Сяо Цзинхуань. Упряжь его лошади бряцнула, когда император взлетел в седло. - Это моя страна, и я чувствую, где у нее болит.
- Будем надеяться, что ваше чутье вас не обманывает, - Чансу последовал его примеру и подобрал поводья, разворачивая лошадь в ржаное поле. - Хотя я вас предупредил. Держитесь ко мне ближе. Ну, поехали, милая...
Спелые колосья шуршали под ногами кобылы, сминались, роняя зерно на землю, но Чансу смотрел только вперед. Это походило на выцветший тоннель, только не прорубленный в горах, а выжженый Замирьем в полном запахов воздухе. Чем ближе к неровной, расплывающейся на земле грани, за которой золотистой пшеницы уже не было - лишь сухая и блеклая трава, растущая редкими пучками, - тем больше Чансу видел места будущих прорывов вокруг себя. Их обозначало испарение этого призрачного дыма прямо из воздуха, и приходилось признать, что еще день-два, и долина окажется полностью поглощенной той стороной.
Через грань Чансу прошел первым. Лошадь немного заупрямилась, будто инстинктивно чувствуя неладное, но потом все равно ступила на мертвую землю. Звуки сразу стихли, будто выключенные чьей-то рукой - или нет, словно вокруг легла невидимая вата, огромным слоем, облекая собой и траву, и сухие деревья, и Чансу вместе с лошадью. Теперь под копытами только тихо шелестело, как будто засохшие травинки превращались в труху от одного прикосновения.
- Не слишком-то здесь приветливо, - у Сяо Цзинхуаня тоже изменился голос. Он словно потерял глубину и звучность, превратившись в тень настоящего.
Чансу кивнул, направляя лошадь в сторону - подальше от едва заметной тропы. Кто здесь ходил - призраки или не-мертвые твари, сказать было сложно, но встретиться не хотелось ни с теми, ни с этими.
- Здесь все другое, - сказал он, стараясь все время держать спутника в поле зрения. - Время течет иначе, да и пространство устроено нелинейно… - Он только обогнул небольшой куст, покрытый скрученными сизыми листочками, и тут же оказался у Сяо Цзинхуаня над головой. - Вот как сейчас.
Тот выругался, глядя то вперед - где был Чансу, то вверх, где тоже был Чансу, и явно попытался уложить в голове, что на самом деле разделения не было. А потом его лошадь тоже сделала несколько шагов, и Сяо Цзинхуань оказался рядом, а ненормальность пространства исчезла.
- Ничего себе… - потрясенно выдохнул он. - С ума сойти.
Похоже, у него подрагивали руки. Не то чтобы Чансу это волновало, конечно.
- Это не самое плохое, что можно здесь встретить, - сказал он, давая спутнику возможность прийти в себя. - Я потому и говорю держаться как можно ближе, что варианты могут оказаться куда неприятнее.
- И что может случиться? - спросил тот, успокоившись куда быстрее, чем ожидал Чансу.
В дорогу Сяо Цзинхуань почему-то надел свои императорские одежды. Несколько платьев, одно на другое, пояса, рукава эти широкие, плащ… Сначала Чансу даже хотел велеть ему переодеться, но потом подумал, что в случае чего многочисленные тряпки могут пригодиться - на землю бросить, как одеяло, например. А сейчас на всех этих золотых вышивках даже немного отдыхали глаза.
Чансу тронул лошадь, вновь посылая ее вперед.
- Если вы отстанете или отойдете подальше, вас выбросит из Замирья - неизвестно куда, - сказал он, убедившись, что Сяо Цзинхуань едет следом. - Хорошо, если живым. А может и убить при переходе, и вы останетесь здесь неприкаянным духом.
- А, так это я нахожусь с вами в опасности, а не вы со мной? - усмехнувшись, уточнил тот, явно намекая на подозрения родного брата. - Захоти вы от меня избавиться, вам стоит лишь пришпорить лошадь?
- Примерно так и есть, - посмотрев в его сторону, сказал Чансу. - Правда, я слишком серьезно отношусь к роли проводника, чтобы рисковать вашим величеством понапрасну.
- Конечно, - посмеиваясь, согласился тот. - Сплошные политические проблемы начнутся. Вам же их и решать придется, вместе с Цзинъянем и Архивом.
- Все может быть, - не стал углубляться в эту тему Чансу, и дальше они какое-то время ехали молча.
А потом вокруг в мгновение ока вдруг оказался непроглядный лес, и разговаривать окончательно стало некогда.
- Быстро, - Чансу резко наклонился, хватая поводья из рук Сяо Цзинхуаня, и, перекинув их через голову лошади, набросил петлей на луку своего седла. - Пригнитесь!
Он ударил кобылу пятками, та обиженно вскинулась, и дальше они помчались, уже не разбирая дороги. Доверяясь внутреннему чутью, Чансу бросал лошадь то в одну сторону, то в другую, сухие ветки стегали по плечам, бедрам, цеплялись за одежду, царапали руки. Чансу гнал вперед, едва успев заметить, что сбоку мелькнуло чадящее испарениями болото, а потом под копытами оказалась усеянная змеиными скелетами земля. Противный хруст напугал лошадь, и она, мотая головой, замерла, как вкопанная, испуганно прядая ушами.
Но это уже значения не имело. Лес кончился.
- Я бы мог сказать, что и сам бы от вас не отстал, но ладно, не буду. Где мы? - выговорил Цзинхуань, оглядываясь назад. Никакого леса за их спинами, разумеется, уже не было. Да и гор, которые окружали пострадавшую долину в Изнанке, тоже.
Кругом была ровная, куда ни глянь, беспросветная степь, усеянная грудами гнилья, точно кротовыми кучами. Хорошо еще запахов в Замирье тоже не было, а то воняло бы тут так, что Чансу точно расстался бы с завтраком. Да и Сяо Цзинхуань бы не удержался.
- Где-то, - честно ответил Чансу. - Дальше направление должны указать вы. Раз вы свою страну чувствуете. В какую сторону ехать?
Сяо Цзинхуань недоуменно на него посмотрел, будто думал, что Чансу шутит, а потом все же показал рукой чуть в сторону.
- Что-то мне подсказывает, что туда, - неуверенно произнес он. - Но я понятия не имею, почему я так думаю.
Чансу тянуло туда же, и уж собственные ощущения он озвучивать не собирался, решив разобраться на месте.
- Проверим, - сказал он, возвращая Цзинхуаню поводья его лошади. - Надеюсь, гиблых мест нам удастся избежать…
- Хотелось бы верить, - пробормотал тот, но теперь поехал чуть ли не вплотную к Чансу, нет-нет, да соприкасаясь с ним бедрами.
К большому удивлению Чансу, это обстоятельство занимало его несколько часов - до того самого момента, когда он хотел потрепать свою кобылу по гриве, а рука прошла сквозь нее.
- Стойте! - так резко выдохнул Чансу, что почти испугался собственного голоса. - Ни шагу дальше!
Сяо Цзинхуань немедленно дернул поводья, и его лошадь тоже встала.
- Что случилось?
- Мы зашли слишком далеко, - сказал Чансу, спускаясь на землю. - На лошадей меня не хватает, они начали развоплощаться…
- Что?! - не понял Сяо Цзинхуань, и Чансу ткнул пальцами в лошадиную гриву.
- Вот дерьмо! - совсем не по-императорски выразился тот, увидев результат.
- Да, - сбрасывая седельные сумки себе под ноги, согласился Чансу. - Лошадей придется бросить и дальше идти пешком.
- Понятно, - хмуро кивнул Сяо Цзинхуань и почему-то погладил свою кобылу по шее. - Прости, родная, знал бы, что все так обернется, оставил бы тебя дома.
Чансу на миг замер, а потом вздохнул и потянулся к поясу, вытаскивая из футляра флейту.
- Ваша любимая лошадь? - не особо сомневаясь в ответе, спросил он.
- Да, - не глядя на него, ответил Сяо Цзинхуань. - В конце концов, даже у таких чудовищ, как я, бывают слабости.
Чансу провел пальцами по спинке флейты.
- Вы удивитесь, но чудовищем вас не считает даже Цзинъянь, - проговорил он, набирая затхлого воздуха в грудь. - Отцеубийцей и преступником - да, но на чудовище вы, ваше величество, пока не тянете. Отойдите сюда, ко мне.
Он тронул губами флейту, и первая же рожденная ею нота свилась в воздухе светящейся голубой петлей. Она опустилась на лошадей, накрывая их, точно аркой, а потом сверху добавилась еще одна и еще - звуки сплетались в паутинный купол, прижимая лошадей к земле, и кобылы одна за другой легли на сухую траву, глубоко заснув.
Сяо Цзинхуань все это время стоял рядом, даже, похоже, не дыша.
- Они будут в безопасности?.. - спросил он хриплым голосом, когда Чансу уже прятал флейту обратно в футляр. - Спасибо.
- Не за что, - ответил Чансу, тоже почему-то расчувствовавшись. - Мы заберем их на обратной дороге, а теперь берите сумки, ваше величество, и идем дальше.
- Я знал, что вы найдете способ меня использовать, - пробормотал Сяо Цзинхуань, но сумки через плечо перекинул без особого промедления.
Чансу вздохнул, испытав некоторую неловкость.
- Мне нельзя занимать руки, - объяснил он. - Я должен успеть среагировать, если вдруг…
- Я понял, Чансу.
Он мог бы найти достаточно удовлетворительную фразу в ответ или даже потребовать, чтобы его звали не по имени, но сколько в этом было смысла здесь, в Замирье? В случае опасности Сяо Цзинхуань все равно позовет его так, как привык.
Не говоря уже о том, что сейчас на повестке дня имелись более важные вещи.
Чансу тряхнул головой и зашагал вперед, время от времени поглядывая на своего спутника. Сяо Цзинхуань мог быть не уверен относительно направления, но смотрел он в одну и ту же сторону, невольно заворачивая именно туда, будто на проклятую дорогу, и не обращал внимания, даже если под сапогом хлюпала какая-то дрянь. Он напряженно вслушивался в нечто неслышимое проводнику, тонкое, словно дрожание неведомой струны.
Похоже, в Замирье Сяо Цзинхуань сориентировался уже достаточно, чтобы начать доверять собственной интуиции. Пожалуй, у них действительно был шанс достичь цели.
Когда по ладони впервые скользнули длинные жесткие листья, Чансу только мысленно выругался. Видимая трава заканчивалась здесь у колена.
- Это еще что такое?! - воскликнул Сяо Цзинхуань, расталкивая перед собой невидимые заросли, а вот их шуршание слышалось явственно.
- Река близко, - Чансу глянул вперед, но той еще не было и в помине. - Все скоро изменится. Будьте наготове.
Хотя иногда ему действительно хотелось, чтобы его паранойя не превращалась в разумную осторожность, а предпринятые меры безопасности оказывались бы чрезмерными. Это стало бы приятным разнообразием.
Сухие острые листья скользили по коже ладоней, колкие, почти острые, и Чансу боролся с желанием закрыть глаза, чтобы зрение перестало конфликтовать с осязанием. А потом что-то коснулось лица, такое же сухое, но теперь уже гибкое, точно свисающие плети плюща или ивовые ветви.
Чансу решительно отвел их в сторону, чувствуя, как они натягиваются где-то наверху, и оттуда сыплется вниз труха, и не глядя протянул руку назад.
Через мгновение его ладонь сжали теплые крепкие пальцы, и Чансу шагнул внутрь под невидимую арку. По лицу словно пробежала тень, как будто облака закрыли солнце, а потом ствол давно мертвой ивы появился рядом так внезапно, словно кто-то отдернул занавес. Под ногами тут же поплыло, земля стала рыхлой и вязкой, а в трех шагах впереди уже текла грязная вода, бурля и пенясь в водоворотах.
Чансу узнал место с первого взгляда - да и ошибиться не вышло бы.
- Вечный мост, - бросил он Цзинхуаню, не отпуская его руки. - Он здесь всегда один, где бы вы ни оказались. И река, и мост… - ноги медленно погружались в пропитанную водой землю. - Надо спешить.
Сяо Цзинхуань с беспокойством смотрел, как он вытягивает из топкого берега ноги, а потом потащил Чансу к себе за руку.
К мосту пришлось взбираться, вбивая носки сапог в землю и страхуя друг друга от падения. Уже у самого моста они оба замерли, похоже, оба застигнутые одной и той же мыслью. Чужая дорога выглядела безопасной, но останется ли она таковой, если они вступят на на мост?
- Ну, пока не попробуем, не узнаем, - проговорил Сяо Цзинхуань.
Его тяжелое дыхание постепенно выравнивалось, и Чансу неожиданно очень ясно ощутил живое тепло, исходившее от императора Великой Юй.
Сяо Цзинхуань оказался силён - настолько, что его сила пробивалась даже сквозь иссушающую вату Замирья.
- Почему вас зовут императором-драконом? - спросил Чансу, невольно оттягивая момент, когда придется ступить на камни Вечного моста, и только сейчас осознав, что по-прежнему держит Сяо Цзинхуаня за руку, торопливо разжал пальцы.
Тот окатил Чансу непонятным взглядом, а затем откинул свой плащ, демонстрируя подбой. На плотном бархате мягко переливались блеском пластины, опознать которые удалось не сразу, но потом…
- Драконья чешуя?! - крупная, каждая пластинка размером с ладонь, а то и больше - зверя таких размеров Чансу не встречал ни разу. - Неужели с живого?
- Угу,- как-то невыразительно ответил Сяо Цзинхуань. - Повезло. Защищает от стрелы, ножа и колдовства.
- Действительно. Ладно, - Чансу вытащил флейту и покрутил головой по сторонам. - Слушайте. Реку нам не обойти, а этот мост…
- Выглядит основательно, - пробормотал Сяо Цзинхуань, разглядывая темные и светлые каменные плиты, кое-где поросшие черным мхом.
- Он одновременно есть и его одновременно нет, - сказал Чансу, отлично помня свое первое знакомство с мостом. - Ступив на него, нельзя останавливаться и суетиться. Каждая арка заклята, но все зависит от того, как идти. Нельзя оглядываться и нельзя смотреть вперед. Нельзя отвлекаться на воду и нельзя поднимать голову к небу. Вообще не отводите взгляд от камней дальше, чем на пару шагов. - Сяо Цзинхуань хмурился, плотно сжимая губы. Лицо у него чуть заострилось, будто кожа на миг стала тоньше, и кости, пока еще скрытые живой плотью, проступили сильнее.
- И самое главное - молчите, - закончил Чансу. - Драконья чешуя там не спасет.
Сяо Цзинхуань кивнул, и с места они двинулись одновременно.
Протяженностью мост был почти в сотню шагов, и ощущение чужого пристального внимания пришло уже на втором. Чансу шел ровно, не быстро и не медленно, стараясь не делать резких движений: слишком быстрый шаг мог бы представить их загоняемой жертвой, а слишком медленный - возбудить интерес нарочитой беспечностью. Камни поскрипывали под ногами, точно трухлявое дерево, некоторые качались, а кое-какие оказывались скользкими, словно покрытые льдом. Чансу поймал себя на запоздалой идее сказать об этой особенности моста Сяо Цзинхуаню, но тот шагал рядом, легко подстроившись к темпу Чансу, и, похоже, сложностей не испытывал.
Позади осталось двадцать шагов. Потом тридцать три - и закончились первые боковые арки. Сорок восемь - они поднялись на гребень моста, самую высокую и опасную точку, но по-прежнему были там одни. Шестьдесят один - оставалось совсем немного до боковых арок противоположного берега. Шестьдесят пять - и камень под ногами исчез, открывая таящуюся пустоту.
Чансу рухнул вниз, навстречу грязной воде, фонтаном - нет, огромным липким языком плеснувшейся вверх. Пальцы судорожно сжались на флейте, Чансу, уже понимая, что просто не успевает, взмахнул другой рукой, тщетно пытаясь уцепиться за мелькнувший перед глазами край, но тут руку дернуло так, что едва не вывернуло из плеча - и Чансу повис между небом и землей. Ободранная ладонь сочилась кровью, капля медленно набухала, а потом осторожно, будто крадучись, поползла к запястью и дальше к локтю.
- Сейч… час, - едва слышно прошептал Сяо Цзинхуань, протягивая к Чансу вторую руку. - Держитесь… я сей… сейчас…
Чансу только сглотнул, когда его потащили вверх, подальше от воды, которая глухо урчала, словно предчувствуя живую кровь.
- Так… так… - он пытался помогать и совсем скоро смог ухватиться за камень сам, а потом уже навалиться грудью - а Сяо Цзинхуань все тянул его к себе, дальше и дальше от провала, и даже потом, когда камни вновь встали на место, едва не прихватив Чансу ноги, все равно тащил, не выпуская из хватки, остановившись только тогда, когда мост закончился и они оба оказались на растрескавшейся серой земле.
- Ползком я этот мост еще не переходил, - пытаясь отдышаться, признался Чансу, а потом все же уронил голову на подрагивающее от усилий плечо Сяо Цзинхуаня. - Спасибо.
- Всегда рад помочь, - ответил тот, чуть приподнимаясь, и в следующий миг Чансу сгребли в столь крепкие объятия, что затрещали кости.
- Я… - видимо, справиться с пережитым страхом Цзинхуаню нужно было именно так, но Чансу все равно попытался его успокоить. - Я бы все равно не утонул. Уже падал… один раз. Река на самом деле неглубокая, только иногда вода превращается в масляную жижу, и… - он никак не мог перестать говорить, даже чувствуя, как Сяо Цзинхуань успокаивается и понемногу расслабляет руки.
- Я страшно хочу есть, - сказал тот, когда Чансу уже рассказал все, что знал о реке под Вечным мостом, и наконец отодвинулся. - А вы?
- Не отказался бы, - признался Чансу и даже улыбнулся, посмотрев в темные глаза Сяо Цзинхуаня. - Если наша еда еще не испортилась. Хватает и часа, чтобы мясо сгнило, а хлеб или сыр поросли плесенью. Воздух тут такой… Только мед и вино сохраняются.
- Я так и предполагал, - пробормотал Сяо Цзинхуань, поворачиваясь к сумкам, которые оказались почему-то сзади. Ногами он их, что ли, пихал, пока Чансу вытаскивал. - Вот, берите.
Он протягивал Чансу большой металлический тюбик, как от зубной пасты, только картинка на нем была совершенно другая.
- Космическая еда? - от сделанного открытия пробивало на хохот, должно быть, это было нервное, но есть в Замирье герметично запакованное мясное пюре из человеческого мира?! Чансу по сих пор не представлял вещи смешнее.
- А что? Вакуум и защитное покрытие для жести, меня заверили, что должно сработать, - Сяо Цзинхуань уже вскрыл следующий тюбик и теперь с наслаждением сосал из него, даже щеки втягивались.
Чансу немедленно поймал себя на крамольных мыслях - попутно удивившись их появлению! - и тут же последовал примеру своего спутника, тем более, что мясо оказалось со вкусом поджаренной корочки, и - да! - именно тем, что было сейчас нужно.
- Еще есть овощной суп-пюре, - порылся в своем мешке Сяо Цзинхуань. - Два вида. Лапша с грибами, ягодный компот…
Чансу не выдержал и все же заржал в голос.
- Что? - немного обиженно посмотрел на него император Великой Юй, но Чансу только помахал рукой, указывая на мертвую лаву вокруг, два пустых смятых тюбика, уже черневших с краев, и самого Цзинхуаня с сумками.
- Все… все хорошо! - наконец удалось выговорить Чансу, и Сяо Цзинхуань немедленно расслабился и заулыбался. - Сам… самый отличный обед в моей жизни! Лучший! Из всех!
- Для самого лучшего вина нет, - придирчиво заявил тот, но теперь уже Чансу мог зайти с козырей.
- У меня есть, - сказал он, вытаскивая пару фляг уже из своих запасов. - Вино с медом. Вот.
Они стукнулись фляжками и отхлебнули почти одновременно.
Спустя час или два Чансу был вынужден признать, что происшествие на мосту что-то изменило между ними - в отношениях, разумеется. Говорить стало легче, да и идти, меряя шагами мертвую землю, тоже. Хотя чем дальше, тем отчетливее Чансу ощущал дрожание воздуха, словно там, куда они направлялись, что-то очень большое поворачивалось с бока на бок, тревожа и беспокоя не только землю, но и саму ткань Замирья.
Какое-то время им везло - даже слишком, учитывая пустоши, которые подбрасывало им выбранное направление. А потом усталость начала накапливаться и, словно по закону подлости, все чаще стали подворачиваться лески, поросшие редким кустарником, бамбуковые рощи - где огромные полые стволы лежали вповалку, загораживая путь, и если их еще удалось обойти по краю, то оказавшись в какой-то момент посреди заброшенного кладбища, полного покосившихся столбов и табличек, Чансу осознал: удача закончилась.
И, словно подтверждая эту мысль, из-под ближайшего нагромождения камней потянулся вверх светящийся зеленоватый дымок. Чансу моментально прикинул, что получится, если поднимется все кладбище, и, с силой толкнув Сяо Цзинхуаня в плечо, выкрикнул:
- Бежим!
Они понеслись к темнеющей на краю кладбища каменной стене, перепрыгивая через могилы, слыша вой, который все разрастался позади, словно к одному потревоженному духу присоединялись другие.
- Быстрее, быстрее! - ограда приближалась, дальше нее ни один кладбищенский дух не сунется! Чансу вновь выхватил из футляра флейту, подгадывая момент, и тут Сяо Цзинхуань споткнулся о торчащий корень и кубарем полетел на землю. Вой превратился в рёв, Чансу резко затормозил, разворачиваясь и прижимая к губам флейту, и чуть не промедлил, увидев преследовавшего их призрака.
Размерами и яростью он превосходил любого гуя: мертвецкая зелень волнами вспыхивала в бесплотном теле, но оскаленная пасть и когти на вытянутых руках были вполне материальны, и Чансу резко выдохнул, вырывая из флейты первый звук.
- Ох ты ж! - выругался Сяо Цзинхуань, когда звук превратился в лезвие.
Лунное серебро блеснуло, когда клинок вспорол призрачную плоть, но Чансу не останавливался, прекрасно зная, что одним клинком ненасытного духа не остановить. Лезвия рвали того на части, зеленоватые прозрачные клочья летели в стороны, тут же испаряясь на ветру, но вой все не затихал, призрак рвался к живым, жаждая крови.
А потом все как-то внезапно кончилось. Ветер стих, посветлела даже темно-серая пелена над головой, заменяющая в Замирье небо, и наступила тишина.
Чансу услышал, как загнанно дышит Сяо Цзинхуань.
- Вы в порядке? - быстро глянул в его сторону Чансу. - Идти можете?
Тот кивнул и с нескрываемым раздражением выдернул из земли злосчастный корень.
Чансу усмехнулся и протянул Сяо Цзинхуаню руку, помогая подняться на ноги.
- Здесь всегда так? - уже пройдя под аркой полуразвалившейся ограды, спросил тот, даже не пытаясь привести в порядок испачканную одежду.
Чансу вздохнул.
- По большей части. Я бы вообще сторонился этого места, но порой меня иногда выбрасывает сюда во снах, а потом находятся дела, которые можно решить только здесь.
Они брели вдоль усеянного камнями высохшего русла. Чансу ловил себя на странном предчувствии, что цель их путешествия совсем рядом, уверенный, что в том, что ждало их в конце пути, приятного окажется мало, а потому незаметно сбавил шаг, давая отдохнуть и себе, и своему спутнику.
- Всезнающий Архив наверняка обращается за консультацией? - в вопросе Сяо Цзинхуаня поддевки не было, только ирония.
Чансу улыбнулся.
- Бывает, да. Найти кого-нибудь, кто обладает утерянным знанием…
- Удобно, - согласился Сяо Цзинхуань и наклонился, отцепив большую колючку с полы своего плаща. - Всегда можно выбрать удобного духа для расспросов.
Намека Чансу не понял.
- Здесь остаются не все умершие, - пояснил он, почему-то желая, чтобы Сяо Цзинхуань непременно понял. - Только неприкаянные души, ненависти и злобы в которых больше, чем тяги к перерождению. Не нашедшие покоя от обиды или живущие одной местью тоже застревают здесь… Ну, или те, кто испытывает вину за что-то - вроде самоличного наказания.
- Вот-вот, - пробормотал Цзинхуань, поворачиваясь к Чансу. - Он точно здесь.
- Кто? - вновь не сообразил он.
- У моего брата спросите, как вернетесь, - отозвался Цзинхуань и вдруг замер, глядя куда-то в сторону. - А это еще что…
Мгновением позже Чансу швырнули на землю, и еще через миг сверху навалилось тяжелое тело, вжимая собой в камни, в сломанные ветки - дышать стало тяжело, душно, в глазах потемнело, словно Сяо Цзинхуань еще и набросил на них сверху свой плащ, укрывая, будто от чего-то страш…
И только теперь Чансу услышал звук: быстрый-быстрый скрежет, почти звон, царапание когтей по камешкам, дыхание - будто рядом кто-то раздувал огонь кузнечными мехами.
- Дракон, - выдохнул он.
Сяо Цзинхуань, который вдавливал его в землю, закрывая собой - и, конечно же, драконьей чешуей на своем плаще! - от чутья не-мертвого зверя невероятной мощи, только промычал что-то невнятное.
- Мы на верном пути, - одними губами прошептал Чансу, делясь озарением. - Он тоже чувствует силу… его тоже тянет туда. Нам останется только пройти по его следам…
- Угу, - вновь односложно ответил Сяо Цзинхуань, будто не находя в себе сил на внятный ответ.
Чансу замер, боясь предположить причину, а потом, подчиняясь внезапной догадке, чуть-чуть подвинулся и…
- Эээ…
Ну, это точно была не флейта.
- Я всегда восхищался вашим гением, - глухо пояснил Сяо Цзинхуань, - а тут вы... подо мной. Ну и… я же не железный, Чансу.
Даже то, что в нескольких шагах от них скользил по руслу смертоносный зверь, не удержало Чансу от следующего вопроса.
- Всегда? Да вы должны меня ненавидеть, я лишил вас страны, трона… и вообще!
- Вы преследовали свои цели, ваше право, - ответил ему Сяо Цзинхуань. - Почему это отрицает мое восхищение?
Шумное дыхание удалялось, да и царапание становилось все тише.
Чансу лежал, уткнувшись носом в мелкую серую пыль, смешанную с круглыми камушками, а теплое дыхание Сяо Цзинхуаня щекотало волосы, и почему-то представлялось, что тому стоит лишь еще немного наклонить голову, чтобы коснуться губами шеи Чансу. Не то чтобы эта мысль пугала, но уже хотелось определенности, да.
- И чего мы ждем теперь? - шепотом поинтересовался он. - Дракон ушел. Не хотите меня отпустить?
- А если нет? - выдохнул Сяо Цзинхуань, чуть сдвигаясь, и Чансу закрыл глаза, ощутив близость чужих губ к своей коже каким-то совершенно новым чувством. По позвоночнику скатилась россыпь мурашек. - Если не хочу?
Чансу стало жарко. Воздуха под плотным плащом тоже не хватало, должно быть, именно поэтому голова слегка закружилась, и Чансу, задержав дыхание, облизнул губы.
- Скажите уже что-нибудь, - шепнул Сяо Цзинхуань. - А то я посчитаю молчание знаком согласия и уже вас поцелую.
У Чансу кровь разом отлила от головы в место, думать которым уж точно бы не стоило, особенно тогда, когда не-мертвый дракон не успел убраться далеко, но сейчас...
- Если вы этого не сделаете, я найду способ отомстить, - предупредил Чансу, не в силах справиться с дыханием. - Натравлю на вас призраков или…
- Я понял, - выдохнул Сяо Цзинхуань, и в следующий миг горячие губы прижались к шее, а в голову ударила кровь, разом отбивая остатки мыслительных способностей.
Если бы Чансу смог, он бы удивился собственной реакции. Но он только стиснул зубы, чтобы не стонать, пока Сяо Цзинхуань жарко вылизывал его шею, чередуя поцелуи с засосами и легкими укусами, а потом откинул расшитую чешуей тряпку в сторону, порывисто перекатил Чансу на спину и навалился сверху, целуя уже в губы.
Стало еще лучше. Еще до того, как Чансу снесло неистовым натиском, но это тело сверху, жаркое дыхание, темный жадный взгляд, колено, вдавившееся между ног…
Самое немыслимое из всего, что можно было допустить в Замирье. Сумасшествие какое-то!
Чансу это не волновало. Он отвечал на поцелуй, не скрывая ответного желания и даже приветствуя тот факт, что после столь зажигательного начала Цзинхуаню не пришло в голову продолжить более целомудренными способами.
А потом тот с явным усилием оборвал поцелуй и чуть приподнялся.
- Знаете, Чансу, как бы сильно мне ни хотелось продолжить, я вынужден констатировать, что нам придется подыскать другое место и время для столь интересного занятия.
Чансу облизнул саднящие губы, старательно давя неуместное разочарование.
- Да, вы правы, - голос оказался севшим и хриплым. Точно таким же, как и у Сяо Цзинхуаня. - Вряд ли вы шли в Замирье за этим.
Они раскатились в стороны, а потом так же поспешно поднялись на ноги, стараясь не смотреть друг на друга. Не то чтобы смущение было тому виной, конечно.
- Ладно, хорошо, - слишком уж усердно отряхивая одежду от песка, сказал император Великой Юй. - Надо определиться все же, куда идти дальше.
Чансу проследил взглядом драконьи следы.
- Думаю, не ошибусь, - сказал он, упорно не встречаясь с Сяо Цзинхуанем взглядом, - но нам туда.
Воронку они заметили почти сразу. Гигантский смерч раскручивался почти у самого горизонта, его длинный тонкий хвост жался к земле, как трусливая собака, и стоило только приглядеться получше, чтобы увидеть, откуда именно он растет.
Купол из плотного, темно-серого тумана, во всяком случае, вызывал большие подозрения.
- Да, недалеко, - мрачно заметил Сяо Цзинхуань, останавливаясь рядом с Чансу, а потом сбросил с плеча сумки. - Сходим налегке, мало ли, вдруг еще помешают…
Чансу поймал себя на неожиданной мысли, и эта мысль ему крайне не понравилась.
- Вы знаете, что там происходит! - выдохнул он. - А ну стойте! Стойте, или я останусь на месте, и вас выбросит отсюда к гую на рога!
Цзинхуань остановился, решительно развернулся и посмотрел Чансу прямо в глаза.
- Не знаю, - отрезал он. - Но догадываюсь. А вы мне все равно не поверите, поэтому лучше будет, если все увидите сами.
- Это ловушка, да? - переспросил Чансу, моментально вспоминая предупреждения друзей. Линь Чэнь ведь… Да и Цзинъянь тоже - а уж он-то знал брата лучше других! - Вы все рассчитали, подстроили… Только я не пойму, ради чего? Вы же знае… ай!
Сяо Цзинхуань ухватил его за руку и потащил за собой.
- Я очень ценю ваш стратегический гений, Чансу, но клянусь чем угодно, это не я! И у вас есть множество способов со мной разделаться, так что уже давайте уже разберемся с основной проблемой, а уже потом перейдем к выяснению отношений!
Посреди выжженных кустов лежал дракон - тот самый, который еще недавно прошел тропой по высохшему руслу. Чешуя с него уже осыпалась, теперь пластами отваливалась плоть с костей, и, судя по тому, что она сгнивала, не успев упасть на землю, а не рассыпалась искрами, из не-мертвого зверя выкачали всю магическую силу. Проделать это живому Сяо Цзинхуаню оказалось бы не под силу.
- Ладно! - Чансу дернул рукой, освобождаясь из хватки. - Только имейте в виду, что…
В лицо ударило шквалистым ветром, туманом быстро заволокло все вокруг, а потом все так же быстро развеялось, и Чансу оказался в каком-то желтоватом дыму, вернее, плотном тумане, который гасил звуки почти полностью.
Во всяком случае, чтобы Сяо Цзинъянь услышал, Чансу пришлось кричать.
- Мы внутри! В куполе! - оставляя разногласия на потом, проорал он. - Но вон там какой-то свет! Похоже, это источник!
- Да! - должно быть, Сяо Цзинхуань тоже кричал изо всех сил, но до Чансу доносился лишь слабый шепот. - Будьте осторожны! Он может быть…
Окончания фразы Чансу уже не услышал: звуки утонули в густом дыму окончательно, да и идти пришлось чуть ли не на ощупь.
Вокруг все плыло, искажаясь и теряя форму: камни, остовы деревьев, какой-то колодец… Чансу чуть не потерял из виду даже Сяо Цзинхуаня, но тот упорно шел рядом, толкая ладонями туман перед собой, словно щитом.
А свет становился ярче, он чем-то уже напоминал лунный свет в Изнанке, если убрать весь этот дым или туман, и… Чансу внезапно чуть ли не вывалился на открытое место и тут же прикрыл глаза рукой, защищаясь от резкого ударившего в лицо луча.
А потом услышал рык Сяо Цзинхуаня и голос, который уже почти стерся из памяти.
- Что, не ждал увидеть любимого батюшку, да?
- А ты опять за старое, я смотрю, - издевательски ответил Сяо Цзинхуань, - никак не смиришься с поражением?
- Разве это поражение? - ответил ему Сяо Сюань, и Чансу наконец разглядел его: старик сидел на камне, точно буддийский святой, и навершие кривого посоха в его руке светилось так, словно над спецэффектами поработали в Голливуде, не меньше. - Тебе не хватило мозгов! Думаешь, я желаю отомстить тебе, щенок? Не-ет! Я все рассчитал, а ты попался на удочку! Привел мне его! - посох ткнул в сторону Чансу, и Сяо Сюань зашелся отвратительным, истошным криком. - Линь Шу! Я выпью его души, мертвую и живую, убью, как убил однажды! А потом обрету истинное бессмертие, и тогда меня уже никто не остановит!
Сяо Сюань?! Чансу прижал флейту к губам, готовясь нанести удар, но тут Цзинхуань метнулся вперед, и увиденное у него за плечами заставило Чансу остолбенеть.
- Ах ты тварь! - проорал отцеубийца и нынешний император Великой Юй, а его тень - но тень не человека, а огромного дракона - вдруг взметнулась вверх, угрожающе раскрывая крылья. - А ну отпусти его!
Дракон рванулся вперед, врезался в тщедушное тело Сяо Сюаня, гигансткая пасть сомкнулась где-то там, внутри, будто впиваясь зубами в призрачное сердце - а потом дракон рванулся в сторону, держа в челюстях извивающееся тело.
Второе! Да что тут происходит?!
Сяо Сюань свалился с камня мешком, Цзинхуань бросился к нему, а его крылатая тень продолжала кататься по земле, сплетясь огромным клубком с кем-то, кто бил дракона посохом, светом, ядом и тьмой и, наконец, вырвался, каким-то образом оглушив своего гигантского противника.
- Не отдавай меня ему, сынок, - вдруг плачущим голосом взмолился Сяо Сюань, хватаясь за рукав сына. - Я больше не хочу! Только не снова, нет! Ты же один раз уже спас меня от него! Не отдавай, не отдавай!!
- Не отдам, - Сяо Цзинхуань круто развернулся, заслоняя собой отца, а человек с посохом вдруг расхохотался. Вырвав из навершия посоха камень, он раздавил его в руке, и свет мгновенно впитался в тело. Высвободившаяся сила ударила во все стороны взрывной волной, поднимая с земли клубы пыли. Чансу едва не сбило с ног, а когда он вновь выпрямился, человек перед ними уже поднялся над землей, и иглы исходящего из него света резали, словно бритвы.
- Твоя флейта тебе не поможет, Линь Шу, - хрипло рассмеялся Ся Цзян. - Я готовился к нашей встрече, до-олго готовился, и даже щенок Линлун, помешавший мне в первый раз, уже ничего не изменит.
Он поднял руку, и Чансу ударило снова, теперь уже шквалом огня.
Но теперь Чансу был готов. Он взмахнул флейтой, накручивая на нее пламя, словно плащ - на руку, и рубанул огненным мечом наотмашь, сбивая с Ся Цзяна спесь и часть силы. Пламя текло на камни огненными каплями, таяло, превращаясь в прозрачный дым, Ся Цзян уворачивался, выплескивая один сокрушающий вал за другим, крылатая тень вяло шевелилась на земле, похоже, приходя в себя, и Чансу, желая выгадать для Сяо Цзинхуаня - вот почему император-дракон! И ни в каком не плаще дело! - время, не сразу понял, что все это было отвлекающим маневром.
Ся Цзян захохотал, когда из-под земли полезли призраки - отовсюду, где падали капли огня: десятки, сотни… их мертвенное свечение разгоралось, когда призраки росли, наливаясь ненавистью. Чансу заиграл, лезвия вонзились в стену духов, круша и разрывая несуществующую плоть. Призраки взвыли, рванулись к Чансу, протягивая свои цепкие руки, и только взметнувшаяся с земли тень на какой-то миг отбросила их назад.
- Это час твоей смерти, Линь Шу! - хохотал, словно безумный, Ся Цзян, закрываясь от удара душами, не нашедшими покоя. - Я породил твой дар, как породил силу этого щенка, что притащил тебя сюда - ко мне! Я убил тебя один раз! Я убью тебя снова!
Чансу ощутил, что его стремительно волокут назад, прочь из туманного купола, подальше от завывающих на все лады духов.
- Что… что будем делать? - задыхаясь, спросил Сяо Цзинхуань, наконец останавливаясь. Чансу даже не удивился, видя, что своего отца тот тащил, обхватив второй рукой. - Не то, чтобы я отчаялся, но… хотелось бы какой-нибудь план, Чансу!
- Ты меня спрашиваешь, умник? - Чансу, правда, и сам дышал через раз, а расстояние между ними и светящимся валом, в котором уже было невозможно различить отдельных призраков, уменьшалось с каждой секундой. Ся Цзян маячил сзади, он угадывался по все нарастающей мощи за этим… всем. - Ты что, не мог раньше сказать, что убил не отца?!
- А… а? - потеряно вскинулся Сяо Сюань.
Цзинхуань сжал его плечо.
- И кто бы мне поверил? - проорал он. - Цзинъянь, что ли? Или ты? Да вам всего-то надо было прийти сюда раньше - и спросить!
- Идиот! - Чансу пихнул его в грудь и замер, лихорадочно перебирая идеи. Но выхода не было - только отступать, надеясь, что удастся оторваться хотя бы немного, а потом… уже в Изнанке… Чэнь точно что-нибудь придумает, хотя бы подскажет!
Погодите! Он схватился за запястье, там, где был спрятан под одеждой браслет армии Чиянь - нить из прошлого, та самая, что связывала Линь Шу, почти погибшего на перевале Мэйлин, и Мэй Чансу, почти воскресшего в Архиве Ланья. Именно к нему тянулись немногие светлые души, застрявшие в Замирье, сбивались, точно светлячки к бумажному фонарю, каждый раз, когда Чансу попадал сюда. Даже во сне, всегда…
- Ладно, - выпрямился он и закрыл глаза, становясь Линь Шу, молодым командующим, убитым ударом в спину. А он-то думал, что удар нанес Се Юй, будь тот проклят… - Сейчас.
Связь душ дремала в браслете, словно тончайшая паутина - почти невидимая глазу. Чансу тронул ее разумом, позвал к себе, обращаясь за помощью, призывая тех немногих, что встречал в Замирье, не тронутых ненавистью и злобой. И чуть не упал, когда под ногами содрогнулась земля.
- Теперь-то что?! - выдохнул Сяо Цзинхуань, но между ними с Чансу и призраками Ся Цзяна уже вставала армия - не Чиянь, нет! Воины разных эпох, с оружием, в доспехах, латах, даже конница! Куда было тому безумному сброду, что накатывал на их призрачные копья и мечи.
- Йе-хху! - выкрикнул кто-то на переднем фланге, и армия, подхватывая клич, ринулась вперед, сметая бесприютные души, сокрушая их в тленную пыль. Воины летели нескончаемым потоком, тысячи, десятки тысяч - откуда их было столько?! - они рвались к туманному куполу, из которого уже хлестали лучи в дикой, похоже, ярости, а затем что-то грохнуло там, где был Ся Цзян, черная воронка над горизонтом схлопнулась, и Замирье словно раскололось сияющей брешью, а призванную Чансу армия уже затягивало туда, в солнечный свет.
Чансу обессиленно осел на землю, толком не понимая, что сейчас произошло.
- А я… а я? - беспокойно и жалко потянулся вслед уходящим воинам старый император и растерянно обернулся к Сяо Цзинхуаню. - Сынок?
- Иди, отец, - прошептал тот, почти валясь на камни рядом с Чансу. - Ты заслужил покой. Иди…
Сяо Сюань тряхнул головой и, словно помолодев, бросился догонять последних из уходивших.
- Ну, - устало вздохнул император Великой Юй, когда брешь померкла, и Замирье вновь стало серым, пустынным и очень неуютным местом, похоже, решив вопрос с Ся Цзяном окончательно и бесповоротно. - И что это было, Чансу?
Кто бы знал.
- Подбитый драконьей чешуей плащ, да? - сравнял счет он, вытягиваясь на земле. Болело все: ныла каждая косточка, каждая мышца, на веке дергался старый шрам, и даже думать было больно.
- Квиты, - согласился Сяо Цзинхуань.
Чансу скосил на него глаза и только вздохнул.
- Не представляю, как мы пойдем обратно, - снова заговорил тот.
- На самом деле, - ответил ему Чансу, испытывая, впрочем, то же нежелание шевелиться, - обратная дорога будет легче. Ся Цзян вытянул всю силу из ближайших земель, здесь не то что призрака, даже в камнях моста волшебства не осталось.
- Это хорошо, - пробормотал Сяо Цзинхуань, весь в пыли и оборванной местами одежде. - А то я что-то подустал немного.
Немного. То еще преувеличение!
Они брели обратно, едва переставляя ноги, спотыкаясь чуть ли не на ровном месте, и, дойдя до брошенных сумок, посмотрели друг на друга с отчаянием в глазах - наверняка одинаковым.
- Ну их, обойдемся, - предложил Сяо Цзинхуань, опираясь на обломок драконьего ребра, который использовал как посох. Без всяких светящихся набалдашников, разумеется.
- Еда, - устало напомнил Чансу, - вино. Огонь, опять же, чем развести…
- Здесь?
Чансу мотнул головой, а потом сделал над собой усилие и наклонился, хватая одну из сумок за затяжной ремень. Мешок казался раза в три тяжелее, чем Чансу помнил.
- Что теперь с переходами стало, неизвестно, - волочить его по земле было негоже, и Чансу, тяжело вздохнув, закинул его на спину. - Могу лишь предположить, что Аномалия начала схлопываться. Если уже не. Да и с болезнью в человеческом мире тоже, наверное, скоро станет полегче.
- Угу, - Сяо Цзинхуань с сомнением посмотрел на то, как Чансу устраивает на себе мешок, и подобрал оставшиеся сумки. - Но я спрашивал не об этом.
- В Изнанку выйдем через мост, когда лошадей заберем, - пояснил ему очевидное Чансу и свернул к высохшему руслу. - В обычных условиях выход из Замирья всегда ведет в ночь. Куда нас выбросит в твоих землях, я даже не представляю, но искать дорогу в темноте мне не улыбается совершенно.
- Умеете вы уговаривать…
Кто бы говорил.

@темы: фик, Сяо Цзинъянь, Линь Чэнь, Мэй Чансу, Сяо Цзинхуань, реверс-фест

---

[Ланъя-Челлендж]

Текст для White_Lotus_

Название: Вкус отчаяния
Автор: Серпента
Номер заявки: 3
Персонажи: Сяо Цзинъянь, Сяо Цзинъюй
Рейтинг: PG
Категория: джен
Жанр: драма, АУ
Размер: мини, 1200 слов
Краткое содержание: Во время дела Чиянь Цзинъянь был в столице.

Он лежит - и чувствует спиной, как под ним трясётся земля.
Его куда-то везут.
Это почему-то неправильно, но он не может вспомнить, почему.
Пальцы сжимают его запястье. Он хочет подняться, пошевелить рукой, но тело не слушается.
Он открывает рот - и голоса тоже нет.
- Спите, Сяо Цзинъянь, - говорит незнакомый ему человек и убирает пальцы с его запястья.
Он проваливается в темноту дальше и вспоминает: Сяо Цзинъянь. Это он. И он совсем не должен здесь быть…


…Ему не дали дойти до дворца: перегородили дорогу, окружили. Цзинъянь не знал, осмелились бы его просто убить - как-никак, он был сыном императора, пусть только седьмым. Он видел в глазах гвардейца, который стоял ближе всех к нему, страх. А потом через стражу протиснулась Ся Дун, и в её глазах горела ненависть.
Его привели в камеру, отделённую одной стеной от камеры старшего брата. Только тогда - услышав голос брата Цзинъюя - Цзинъяня проняло, что всё это было правдой. Слухи, обвинения, аресты.
- Я не верю, - сказал Цзинъянь сразу же. Прижался к стене, щёку полоснуло холодным камнем. - Старший брат, слышишь?.. Я не верю! Кто поверит?.. Разве ты… И дядюшка Линь!.. Это грязная ложь, разве отец не знает это лучше, чем кто угодно другой?!
- Цзинъянь, - голос брата отдавался в стены прохладным эхом, - раз мы уже здесь, метания не принесут пользы. Не растрачивай силы.
Цзинъянь повернулся, съезжая по стене спиной.
- Если бы я успел доехать до дворца… - вырвалось у него.
- Ты раздражил бы отца - и только. Разве в гневе - а он нынче несомненно в гневе - он стал бы тебя слушать?.. Но не отчаивайся, младший брат.
Голос брата Цзинъюя растекался по камням, и Цзинъянь как будто чувствовал его спиной.
- Что бы ни случилось - тебя не должны тронуть.

Воспоминания ускользают от него, и он не может понять, где начинаются, а где заканчиваются те обрывки, которые всплывают и исчезают в его мыслях. Старший брат, Холодная камера…
Где он сейчас?
И где сейчас он, Сяо Цзинъянь, сам?
Его губ касается промоченная тряпка. У неё резкий запах - лекарства. Капли стекают по губам в рот, и он глотает, не задумываясь.
С трудом разжимает губы.
- Где я?
Другая - прохладная, но тоже мокрая - тряпка - обтирает его лоб.
- В безопасности, - отвечает всё тот же незнакомый голос.


Брат Цзинъюй больше молчал. Цзинъянь вслушивался через стену, улавливал каждый звук, но брат, похоже, даже не двигался. Только когда им приносили еду, Цзинъянь слышал шаги и спокойный голос: брат Цзинъюй никогда не забывал поблагодарить тюремщика.
Цзинъянь - так не мог. Он вымерил свою - просторную и чудовищно пустую - камеру в первую же стражу, вдоль, поперёк и наискось.
Цзинъянь вспоминал - как он провожал сяо Шу на север, как отложили его отъезд в Дунхай, как накануне всего пришёл к матушке и видел супругу Чэнь. Отца он в тот день не видел, но ещё неделю назад он принимал их всех, братьев, и шутил, и смеялся, и наказывал Цзинъяню задумываться о будущем и слушаться старшего брата.
Всё произошло слишком… быстро.
И никто не усомнился. Такого просто не могло быть.
Это была спланированная атака, наступление, которое готовилось на брата Цзинъюя - и семью Линь. Готовилось долго - теперь, после двух дней в камере - Цзинъянь это понимал. Невозможно было бы сделать такое быстро.
Он не мог только понять: кто? как?
И самое главное - сумеют ли они отбиться.
Брат Цзинъюй всё молчал.
Цзинъянь решился позвать его, когда уже клонило в сон.
- Старший брат?
- Что, Цзинъянь?
- Отец знает, что ты не виноват, - проговорил Цзинъянь с убеждённостью.
- Знает, - ответил ему брат.
Но в его голосе не было надежды - только задумчивость.


- Почему я всё время сплю? - спрашивает он. Губы слушаются с трудом. Глаза - слезятся, и сквозь пелену и в сумраке - комнаты? - он не может разобрать, где он. Он может лишь выловить из темноты очертания - белые рукава, широкие плечи, длинные волосы. Мужской голос и тёплые руки - это он не разбирает, но тоже знает. И - внимательный взгляд. Это он только чувствует - в полумраке не взглянуть в глаза.
- Яд. Он медленно выходит из вашего тела. Не торопитесь, Сяо Цзинъянь. И слушайте лекарские указания.
Тёплые пальцы приоткрывают ему губы, и в горло с ложки стекает жгучее лекарство. Он сглатывает, смаргивает - глаза ещё больше слезятся.
- Скажите… что случилось, - просит он. - Хоть что-нибудь.
Голос молчит - раз, два… Десять ударов сердца в ушах.
- Что вы помните? - спрашивает голос.
Цзинъянь зажмуривается - слёзы мешают сосредоточиться - и силится вспомнить.


Ещё три дня - и в Холодную камеру спустился Ся Цзян. Цзинъянь его не интересовал.
Он зашёл сразу к брату Цзинъюю: лязгнул замок, заскрежетала решётка.
Цзинъянь прислушался: говорили тихо, и он не мог разобрать всего, даже приникнув к стене.
- …можете настаивать на своей невиновности дальше, Сяо Цзинъюй. Думаете, это вам поможет?
- Я прошу встречи с отцом-императором.
- Боюсь, его величество непреклонен.
- Отец-император не желает даже собственными глазами посмотреть на сына-мятежника?
- Разве его величеству нужно видеть мятежника, чтобы знать, что это мятежник?
- Значит, вы уже завершили расследование? Я уже приговорён?
- Боюсь, дело достаточно очевидное.
- Вот как.
Цзинъянь слышал удаляющиеся шаги за стеной.
- …спасти - не получится, но возможно ваши действия, Сяо Цзинъюй, не дадут пострадать… тем, кто ещё не замешан.
- Вы же утверждаете, что у вас достаточно доказательств, глава Ся?
- В таком деле доказательств никогда не бывает слишком много. Тем более - для уверенности его величества.
Он так и не услышал окончания разговора.


Он вскидывается на постели, и тело, которое он по-прежнему почти не чувствует, позволяет ему.
- Эй!
Лекарь, который всё это время с ним, удерживает его одной ладонью. Ловит взгляд - он впервые видит его лицо. На лице лекаря - беспокойство.
- Мой старший брат, - говорит Цзинъянь, - что с ним?..
Лекарь выдерживает долгий взгляд - у Цзинъяня начинают слезиться глаза.
- Что с ним? - повторяет он.
И вдруг вспоминает, что так неправильно в происходящем.
Его не должно здесь быть.


- Цзинъянь.
Брат Цзинъюй позвал его в первый раз за всё время, что они провели в тюрьме. Цзинъянь бросился в угол, откуда слышался тихий голос.
- Старший брат? - прошептал он громко в каменную кладку.
- Цзинъянь. Завтра тебя уведут отсюда. Помни: ты невиновен и должен выжить. Любой ценой.
- Брат Цзинъюй, - зашептал Цзинъянь, - ты говоришь, как будто…
- Ты ещё раз скажешь, что ничего не знал. Поклянёшься в верности отцу-императору. И предложишь доказать свою преданность. Любым способом.
- Нет!.. - Цзинъянь едва сдержал возглас. - Старший брат. Я не могу. Я не могу оговорить тебя!..
- Ты почтительный сын, Цзинъянь. И почтительный брат. - За стеной брат Цзинъюй, должно быть, сидел, привалившись к самой стене, в углу. - Поэтому ты сделаешь всё так, как должно.
Цзинъянь зажал кулаком рот и стиснул зубами костяшки.
- Помни о сыновнем долге, - повторил брат Цзинъюй. - И долге перед отцом-императором.


Он не может открыть глаза. Даже если бы мог - они наверняка заплывут слезами.
Он принял на себя участь брата.
Он убил...
Он запрокидывает шею, сжимает пальцами простыню, закрывает рот изо всех сил и кричит.
Пальцы лекаря обхватывают и держат его запястье.


В руки Цзинъяню вложили поднос: простой, безыскусный поднос. С чашей, как для вина, и небольшим белым кувшином.
- Ваше высочество, - произнёс Ся Цзян, - пора.
Они спустились по лестнице, и уже на нижней ступеньке как жалел Цзинъянь, что не споткнулся!
Брат Цзинъюй стоял под окном в серых тюремных одеждах.
Его старший брат.
Их взгляды встретились на мгновение, и Цзинъянь… не разглядел в глазах брата Цзинъюя ничего.
Ничего, чтобы спасло их.
Ничего, что могло бы спасти его брата.
Он опустил поднос на низкую скамью, встал на колени, сложил ладони и прижался к ним лбом.
Поклон казался неприлично долгим, но Цзинъянь, как во сне, об этом даже не вспомнил.
Он открыл кувшин, налил в чашу бесцветную жидкость. Взял чашу обеими руками и повернулся к брату Цзинъюю. Тот протянул раскрытые ладони.
- Прости меня, старший брат, - проговорил Цзинъянь и, торопясь, отдёрнул руку и опрокинул чашу в себя.
Яд, успел он подумать, был до противного безвкусным.

@темы: фик, джен, Сяо Цзинъянь, Список Архива Ланъя-1, реверс-фест, Сяо Цзинъюй

---

Текст для Ежик-сан

[Ланъя-Челлендж]

Текст для Ежик-сан

Название: Двойная плата
Автор: Enot_XXX
Номер заявки: 4
Персонажи/Пейринг: Мэй Чансу/Линь Чэнь
Рейтинг: PG-13
Категория: слэш
Жанр: юмор с элементами драмы
Размер: ~2800 слов
Краткое содержание: Проведение дознания - искусство тонкое и требует огромного терпения...
Но главе союза Дзяндзо не привыкать.
Примечания/Предупреждения: упоминаются телесные повреждения.
Форма этой истории настоятельно потребовала от меня, чтобы в некоторых местах текста присутствовали иероглифы. Но поскольку иероглифов я не знаю, вместо них стоят решетки с соответствующими знаками припоминания, но клянусь - вы всё поймете! А если кто-то сведлущий вдруг пожелает, то сможет без особого труда подставить то что нужно


Повинную голову меч не сечет… тем более, если она на коленях лежит у тебя, и никаких гримас, и ни единой ядовитой шпильки, и двинуться боишься – вдруг все же задремал?
Высыпал паршивец камни кучкой, и расставляй их по доске теперь… Что ж, оказалось, это не так сложно. Линь Шу вернулся на Мэйлин – туда, где призраку и место. Су Чжэ – лишь порождение Архива, маска из бумаги. Роль сыграна – долой. Зато земля Дзяндзо живая, и не призраки живут на ней…
Всё правильно, Линь Чэнь, всё правильно, одна война – не срок; Ты знал Чансу, ты сам его отчасти создал… и никого другого возвратить не мог.
А что до воздаяния…

Глава Дзяндзо позволил себе легкую усмешку, осторожно запуская пальцы в волосы, рассыпанные по его коленям.

… следствие покажет.

– Чэнь, ты не спишь.

Это было утверждение, а не вопрос. Они сидели так уже довольно долго, и Чансу успел не раз благословить неведомую прихоть, побудившую его, подкравшись к Чэню со спины, не окликать, не оставаться на ногах. Присесть и ждать. Сидящий – будто бы и не угроза, можно сверху вниз смотреть… Но Чэнь не обернулся, не заговорил. Потоки бело-голубого шелка хлынули к земле так неожиданно, что сердце в бездну рухнуло…

… ну нет, лишиться чувств настолько элегантно и прицельно даже Чэню не под силу, к тому же Линь-старший уверен, что жизни его сына ничего уже не угрожает, во всяком случае, пока, что безусловно радует… Но спина-то ощутимо затекла уже...

– Чэнь, а давай ты на меня посмотришь?

И ресницы не дрогнули даже.

– Линь Чэнь! Я здесь не сливами любуюсь, между прочим, а провожу особое дознание от имени престола Лян, и валяться на допросе позволительно только по случаю пыток!

… ооо… подследственный изволил быть в сидячем положении – ах, как же хорошо…

Почтенный эмиссар престола потянулся неспеша и с удовольствием – зачем спешить, никто ведь не бежит пока…

… если вздумает бежать, так все равно не догоню ведь. Почтенный Линь Сюань всё порывался самолично отпрыска в железо заковать, с трудом отговорили – вот ведь несгибаемый характер! Ну у старого Хозяина свои резоны, а мне последствия для Лян потом уже не просчитать… А сидит-то как, отродье лисье – спина прямая, как копьё, лопатки сведены и оборачиваться явно не намерен.

– Чэнь, если спросишь, я отвечу.

Ни намека на движение.

– Чэнь, считаю до трех. Бумага. Тушечница. Кисть.

… ну вот и обернулся. Выглядит слегка измученным, но в целом всё не так уж скверно. Движения чуть скованы, но кисть скользит уверенно и плавно...

###?

– Ожоги, обмороки, преждевременные роды, но в целом ничего фатального. Но материальные убытки, к сожалению, весьма... А вот это только что был непристойный жест в мой адрес? Так и быть, допустим, я не видел. Дальше.

###?

– Он с Нихуан. С ним всё в порядке, Чэнь. По-моему, Фэй Лю единственный, кого случившееся развлекло.

####.

– Да ну полно, Чэнь…

С брошенной поверх бумаги кисти сорвались яростные капли туши. Поднявшись со скамьи, преступник вскинул голову, расправил плечи и застыл в сиянии последней доблести.

Мэй Чансу поморщился, вздохнул, полюбовался и решил, что вставать ему незачем.

– Ну что ж, изволь. Господин Линь Чэнь, ты обвиняешься в многократном нарушении воинской дисциплины, неподчинении приказам, небрежности, обмане с целью воспрепятствовать исполнению долга прочими лицами, попрании предсмертной воли и преступном колдовстве, которое нарушило природный ход вещей, подвергло опасности многие жизни, нанесло значительный ущерб имуществу в пределах Лян и привело к уничтожению бесценных документов, находившихся в ведении Архива Ланъя… Чэнь! Чэнь, не надо падать…

… тьфу ты… надо было сразу батюшкой пугать – давно закончили бы с этой ерундой!

– Чэнь, ну не надо так… ну что ты… да там сгорела-то от силы четверть или даже меньше… Чэнь…

Вот теперь колени господина Мэй отягощала голова по-настоящему повинная. Подследственный винился долго, истово и... молча.
Рассеянно поглаживая спутанные пряди на своих коленях, Мэй Чансу в который раз задумался о том, что выходка Линь Чэня, сколь бы не была она бестактной, извращенной, неоправданно опасной – факт свершившийся, и жить с ее последствиями как-нибудь придется. Вот еще бы уточнить их малость, эти самые последствия…

– Линь Чэнь, пожалуйста, давай закончим поскорее, мне еще… Куда опять?! Лежи уж! Будешь мне тут снова… грациозность отмерять – к закату не управимся! – Чансу вздохнул, смиряя раздражение. – Пиши, как в детстве, пальцем, быстро. Ну?

И подставил ладонь.
Теперь каллиграфия Чэня была угловатой и ломкой.

#?

– Что когда?

#.

– Ах казнь… нууу… Пообедаем, вздремнем и сразу же начнем. Линь Чэнь, – внезапно сжав ладонь, дознаватель стиснул обвиняемому пальцы, – да что ты, в самом деле, как дитя?! Цзинъянь готов тебе алтарь прижизненный воздвигнуть! И подношения поклялся делать исключительно вином и клецками. Вот мне при жизни только поминальная табличка и досталась, да и та убогенькая… Эй.

Голова на коленях невнятно мотнулась. Но куда ей было отвернуться?

– Тебе больно? Хочешь встать? Нет? Ну и не вертись тогда, и соизволь меня послушать наконец – это важно.

Голос главы Мэй стал чуть прохладнее и суше.

– Линь Чэнь, беседы о добре и зле оставим мудрецам – что сделано, то сделано. Аргументы у тебя найдутся, но, если честно… я не хочу их знать сейчас. А позже будет незачем. Что переменится? Я не сожалею о своем решении, но раз уж ты распорядился по-другому… – Чансу сжал пальцы Чэня крепче и сразу же выпустил их, отбирая ладонь. – Я принимаю твою волю, и давай сосредоточимся на том, что в самом деле значимо сейчас.

Дождавшись сдержанного вздоха и кивка, Чансу продолжил мягче:

– Пока ты выздоравливал, мы ход событий прояснили в целом – свидетелей, сам понимаешь, хватало… О том, как вы с Фэй Лю весь лагерь заморочили, я слышал уже раз пятьсот, так что эту часть пропустим. Хотя мне любопытно: как бы ты выкручивался, если бы я всё же записал свои распоряжения и отдал на хранение кому-нибудь? Вот правильно, закрой глаза свои бесстыжие. Я сам всё быстро расскажу, а если ошибусь, дай знать. Итак... Сославшись на мое последнее желание, ты расстарался и устроил мне посмертную прогулку на восточный склон Мэйлин. Когда и как ты обнаружил это место и как свершил преступный ритуал, призвавший шэда* – мне сейчас не интересно, это батюшке расскажешь. Кстати, он считает, вся беда стряслась из-за того, что ты читаешь слишком много, и долгий труд на свежем воздухе пойдет тебе на пользу... И не надо за руки меня хватать, родителю видней! Замри!

Преступник замер, ухватившись за ладонь Чансу обеими руками.

… утопающему и соломинка сойдет. Пускай.

– Пока всё верно? Тогда дальше. Само собой, мы и в Архиве покопались. Считается, что в наших землях эти демоны не обитают, но в данном случае я не особо удивлен. Являясь порождением огня и ветра, шеды селятся вблизи неосвящённых погребений воинов и жертв стихий. Жилища лучше, чем Мэйлин, и не представишь… Особой ненависти к людям шэды не питают, но могут быть весьма зловредны в силу темперамента, поскольку любят веселиться, но легко впадают в гнев, и оба настроения по сути – хаос и бесчинства. По прихоти способны представать людьми, но ненадолго. В людском обличье устрашающе сильны, сластолюбивы, падки на хмельное и весьма азартны. Но спутать с человеком эту нечисть невозможно – плоть шэда неестественно тверда и горяча, подобна полированному камню, сильно разогретому на солнце. Чэнь? Что-нибудь добавишь? Нет? Ну ладно. У шэда можно выкупить одно желание, но он всегда берет две платы: то, что предлагает заклинатель в ходе ритуала, и то, что пожелает сам. Ну и зачем так переплачивать? Или у нас драконы когчились совсем?

… а вот это уже на улыбку похоже – хвала Небесам.

– И мало того, что оплата двойная, так еще и взимается как-то затейливо... Если я всё понял верно, то, что предлагает заклинатель, шэд берет себе на время, а то, что приглянется, забирает навсегда или взимает до тех пор, пока призвавший жив.
Я ничего не путаю? Прекрасно.

Ощутив нетерпеливое движение, Линь Чэнь рискнул слегка привстать, и препятствовать ему на этот раз не стали, более того – изящная ладонь скользнула под лопатки и легонько подтолкнула вверх, но… только для того, чтобы хозяин той ладони мог устроиться удобней и прижать его к себе спиной – как будто и не крепко, но посмеешь отстраниться хоть на волос…

– Чэнь, не засыпай, уже недолго, обещаю, – негромкий голос дознавателя теперь сочился прямо в ухо, и даже если бы виновник всех неисчислимых бедствий мог сказать хоть слово, всё равно молчал бы, лишь бы только длился этот звук… но если узкая прохладная ладонь легла бы вдруг ему на горло – рассказал бы всё, что знает и чего не знает, всё, что могло бы быть и не могло… – Линь Чэнь! Нам в самом деле нужно уточнить детали, чтобы подготовиться хоть как-то. Цзинъянь боится, что людей вообще придется отселять. Хотя Не Фэн, к примеру, убежден, что все бесчинства, ну или большая их часть, явились следствием того, что шэд был пьян до изумления, а княжна ехидничать изволит: мол, пьян он был совсем не от вина… Сидеть!

И опасение преступника сбылось. Ладонь легла на горло – легкая, прохладная, совсем не цепкая…

– Ты просил его нести нас до Ланъя, Линь Чэнь? Нет? Неужели? Ты, конечно, хорош несказанно, но два желания – четыре платы. Что еще ты отдал Чэнь?! – в голосе искрила сдержанная ярость, но ладонь осталась бережной.

… сейчас он всё расскажет, держите горсть пошире, глава Мэй! Или все-таки не врет? Случаются же чудеса хоть иногда…

– Ладно-ладно, хорошо, допустим, я поверил, и это существо не чуждо состраданию – он два ребра тебе сломал, потом решил до дома проводить. Прекрасно. Но почему через Цзиньлин? А меня чего ради волок? Для отчета? Еще и Архив на прощанье слегка подпалил – в знак приязни и трепетной нежности, я полагаю? Ах да! И свиток с заклинанием призыва так сгорел удачно!

Преступник вздрагивал всем телом, судорожно сглатывал, но продолжал упорствовать, хотя и вырваться уже не рисковал. Ладонь давно должна была душить, но почему-то гладила...

– Ну демоны с тобой, давай попробуем вопрос попроще: каков срок подношения?

Подследственный продемонстрировал три пальца.

– Что?! Три года?! Да не мотай ты головой так сильно… три луны? Хм… ну одна уже почти прошла. Что ж... для казны Великой Лян, это, конечно, лучше, чем три года, – может, в самом деле шэд твой просто спьяну заплутал, – но для тебя я разницы, увы, не вижу, Чэнь. Проклятье! Да тебе и одного-то раза много было! – Чансу досадливо вздохнул и, помолчав, продолжил горьким шепотом: – Кто отверг бы твое подношение, Чэнь? Ты сам из ветра и огня – кто не польстился бы… но голос… Я понимаю, что могло быть хуже, но лишиться дара речи на всю жизнь... для тебя и для Не Фэна это не одно и то же. Этот демон знает, что отнять. А мне прикажешь просто… Что не так?

Преступник всё же вырвался из рук и гордо развернулся к правосудию лицом. Показательно вздохнул, прижал ладонь к губам и снова показал три пальца.

– Голос… голос – подношение? Так ты заговоришь?! Благословение небес... Но это означает… Линь Чэнь!

Гнев правосудия не вскакивает с места, он поднимается неспешно и неотвратимо, нависая над преступником, как тень самой судьбы…

– Я на Мэйлин тебя сошлю. Пожизненно. С приданым! Некромант несчастный!!

Некромант сидел потупившись и закусив губу, но слишком уж несчастным не казался.

… ну надо же, поджог Архива впечатлил его до слез, а тут – гримаса для приличия. Забавно. Или я не слишком страшен, или шэд не так уж лют.

Глава Дзяндзо вздохнул поглубже и уселся снова. Его голос стал прохладно доверительным, негромким, почти мягким.

– Расстроенным не выглядишь, я вижу, так, стало быть, приноровишься как-то – не дитя. Ты у престола теперь в милости, конечно, но, прости, не до такой же степени, чтоб каждый раз твои свидания огнем и штормом праздновать. И шэд твой плут и бездарь, чтоб ты знал.

Вот теперь Линь Чэнь смотрел в упор. Сочтя достигнутый эффект приемлемым, Чансу кивнул и не спеша продолжил:

– Я очнулся далеко не сразу да еще в таком отвратном состоянии, что и врагу не пожелаешь. Пока собрался хоть в какое-то подобие живого человека, тут небо и земля уж вверх тормашками стояли: Буйвол полгоры рогами срыть успел, княжна то плачет, то смеется, то сквернословит так, что перья с голубей, как листья с кленов осыпаются... А впридачу пождмастерья всюду носятся полубезумные, на тебе живого места нет и батюшка твой в крайне неустойчивом расположении… Ну что таращишься? Он лекарь. Он тебя осматривал. Он – твой отец, в конце концов! Да там… – голос главы Мэй опять упал до шепота, – ну разве что Фэй Лю не догадался бы, что приключилось... Кыш! – сердито отмахнувшись рукавом, глава попробовал пресечь попытку вновь использовать свои колени в качестве подушки. – Я не собираюсь здесь сидеть с тобой весь день. Ты дел наделал и благополучно отбыл в царство грез, а вы извольте разбираться, как хотите... Сошлю. Ну, то есть, государь сошлёт, – в конце концов подвел итог, смирившись с тем, что ветер оттолкнуть не представляется возможным. – Твой отец настаивает, чтобы я тебя с собой увез, могу понять – он о сохранности Архива беспокоится; Мэнджи с Не Фэном в облаках витают, прикидывают, как бы эту твою нечисть с пользой применить, могу понять – о доблести непобедимой Лян мечтают. О чем всё время помышляет будущий правитель этой самой Лян, я предпочел бы умолчать из деликатности... – Чансу вздохнул. – А у меня, Линь Чэнь, мыслишки мелкие и скучные совсем: возможно ли хоть как-то объяснить нечеловеческому существу, насколько хрупко человеческое тело и для чего нелепым человечкам нужно то, что так забавно разлетается по ветру и горит...

Чансу замолк, уставившись в пространство, и сидел так до тех пор, пока не обнаружил, что его ладонь опять пытаются использовать для каллиграфии.

– Ну что тебе ещ… какая свадьба? Ах, моя и Нихуан… В какой-то следующей жизни. Вероятно.

#!!

– Это почему же я мерзавец? Ты сам ее вчера принять не пожелал, иначе был бы в курсе новостей! Гоняемся тут за тобой, как за подстреленным цилинем… Вот не расскажу теперь. Изыди! Ой. Господин Линь Чэнь, как славно ты умеешь присмыкаться, кто бы мог подумать… Тебе и голос ни к чему, пожалуй… Да-да, и рук мне возмутительно давно не целовали – дня три… или четыре… Чэнь! Мне стоит иногда лишать тебя свежайших сплетен! Ну не плачь, ей сон приснился…

Павший в бездну унижения и беспросветного отчаяния мгновенно разместился с максимальным для себя удобством.

...обнаглел совсем. Нашел себе подушку – никакого уважения к покойному… или все-таки сидеть подолгу всё еще не в силах…

Откашлявшись, Чансу заговорил почти скороговоркой:

– Ровно за неделю до моей кончины Нихуан приснился сон – из тех, что от реальности не отличишь и помнить будешь ярко и подробно, хоть десять лет пройдет, хоть пятьдесят. Во сне она была невестой и счастлива была неимоверно, а жених – не я. Бедняжка пала жертвой ложных угрызений и всё в себе носила героически, а тут весь этот фейерверк...Что кривишься? А барышню Гун Юй с посланием о моей смерти удерживать ты счел немного преждевременным? Предусмотрительно. А барышня Гун – человек основательный, серьезный и сосредоточенный... до крайности. Где смогла княжну догнать, там и вручила ей дурную весть, а в то, что вокруг происходит, уж после вгляделась… Вот Нихуан и досталось: мало того, что жених – не жених, так еще не разберешь, живой он или мертвый, – кто угодно стал бы разумом блуждать… Но уж и с этим разобрались кое-как.

##?!

– Ты меня об этом спрашиваешь, господин Архива? Не имею ни малейшего понятия. Нихуан его, конечно, описала… – Чансу смешливо фыркнул, – я теперь и сам его из тысячи узнаю, но пока что… Ждем.

Чансу молчал так долго, будто вознамерился дождаться прямо здесь, не изменяя позы и почти не шевелясь – только пальцам позволялось пробегать по спутавшимся прядям.
Только мыслям позволительно всё, что угодно. Впрочем…

– Чэнь, а шэды в самом деле так ревнивы, как об этом пишут?

… если не ревнивей Буйвола, к примеру, то жить, пожалуй, можно…

ЭПИЛОГ

– Глава, вставайте!

– Что горит? – осведомился Мэй Чансу, не открывая глаз. Добавить в голос хоть каких-то интонаций он счел ужасно утомительным излишеством.

– Эээ… сарай с мотыгами... а как вы знаете, Глава?! День-то безветренный, дым сюда никак не…
– Посмертный опыт. Дальше.

– Император отбыл на рассвете и приказал вас не будить ни в коем случае, но там… там княжич Му простерся у ворот, лежит уже четыре стражи, говорит, согласен выполнять любую черную работу...

– Дальше.

– Мастер Чэнь какой-то список вам прислал с Грхмп…тьфу, да не запомню я как эту нечисть звать… будто голуби перевелись!

– Сгорел?

– Кто?

– Список.

– Ааа, да нет, так, с краешку…

– Стоп. А при чем тут княжич Му?

– Ну я же пытаюсь, Глава… княжна давно в отъезде, княжич тосковал. Отправился развеяться... Уж где он повстречался с этим Гмркх… вы сами уточняйте, но княжич слёзно уверяет, что всего разочек с ним в вэйци сыграл…

– На желание?! – Глава вскочил, хватаясь в ужасе за грудь.

– Не… нет. На усадьбу, земли и владения в столице.

– Ну так и что? – голос Мэй Чансу опять стал тихим и почти бесцветным.

– Ну так и всё… Жить семейству Му пока что негде. Хорошо, что хоть княжна еще не скоро возвратится. Глава, так что нам…
– Исполняйте волю Императора, – распорядился Мэй Чансу и рухнул на подушки, укрываясь с головой.

КОНЕЦ
------------------
*Шэд - персонаж аккадской и древнееврейской (доиудейской) мифологии.

@темы: слэш, фик, Линь Чэнь, Мэй Чансу, Список Архива Ланъя-1, реверс-фест

---

Текст для Ежик-сан

[Ланъя-Челлендж]

Текст для Ежик-сан

Название: Невозможное и невероятное
Автор: Подмастерье из Архива
Заявка: № 9
Пейринг: Сяо Цзинъянь/Линь Чэнь
Рейтинг: NC-17
Категория: слэш
Жанр: романс, фэнтези-сказка
Форма: миди, ~8200 слов
Краткое содержание: однажды дух заброшенной кумирни пообещал Сяо Цзинъяню, что в заколдованном лесу он сможет вернуть того, кого считает мертвым. Однако выяснились нюансы…
Примечание: действие происходит вскоре после первой битвы у Мэйлин

*

Цзинъянь сидел в придорожной харчевне в смутном расположении духа, колеблющемся от отчаяния к надежде. Он нынче был преступник, решивший обмануть царственного отца; хуже того – он был легковерный дурак, все еще рассчитывающий на лучшее там, где было место лишь черному горю и осознанию того, что расплескавшейся воде не вернуться обратно в чашку, а казненным – не встать из могил.

С чего он поверил бродячему гадальщику, раскинувшему резные кости на базарной площади? И площадь-то была всего – смерзшаяся пыльная пустошь, и городок – задрипанное гарнизонное поселение, самая подходящая дыра, куда можно заткнуть опального императорского сына, запятнанного родством и дружбой с мятежниками. Повезет – привыкнет носить копье. Не повезет – сгинет без следа. Или второе отец-император как раз счел бы за везение?

«Всего в полусотне ли отсюда есть селение Сяомэнь, а подле него – алтарь. Там ты найдешь то самое утешение, которого больше всего жаждет твоя душа, – сказал этот сумасшедший. – Одна рана закроется. Одна потеря окажется ложью. Один мертвый объявится среди живых, тот, кому ты больше всего нужен».

Следовало немедля прогнать палками стервятника, кормившегося от чужой беды, мошенника, дерзнувшего ловить принца на крючок его собственных терзаний. Но тот, видно, почуял неладное – сам метнулся с проворством и растворился в толпе. Оставив по себе тяжелое, брезгливое воспоминание.

Но вот оно – селение Сяомэнь, куда этой зимой привела Сяо Цзинъяня с отрядом погоня за шайкой лесных разбойников. И нехитрый придорожный алтарь: курильница с выцветшими красными лоскутками и глиняными бутылями, подножие которой вперемешку со снегом было усыпано … Он всмотрелся – да, это были обломки мелких косточек.

Лисья кумирня.

Цзинъянь даже сердиться на проходимца не стал. Не нашлось у того больше воображения, чем послать принца, кровь от крови лянского дракона, в сельское святилище, молить о несбыточном чуде обманщицу-лису.

Но проходимец – проходимцем, а показывать волшебному существу пренебрежение не стоило. Лисы обидчивы, гневливы, склонны пакостить, а от Цзинъяня не убудет. Он располовинил шелковую ленту, сдерживающую волосы, и повязал яркий красный лоскут на шпиль крохотной кумирни.

– Прими подношение, хули-цзин, не чини дурного! Доброго от тебя не прошу – то, за чем я шел, ты мне дать не в силах.

– А за чем ты шел? – спросил голос, внезапно соткавшийся из посвиста ветра и шума крови в ушах. – Наверное, что-нибудь непристойное у меня хотел попросить, а то признался бы, как все честные люди.

Цзинъянь невольно завертел головой. Нет, никого. И не видать даже проблеска рыжего меха в снегу.

– Не непристойное, госпожа лиса. Невозможное. Ты ведь не умеешь возвращать души с того света и воскрешать мертвых, кем бы ты ни была. А обманки с мороком мне и даром не нужно.

– Хочешь, значит, вернуть своего Линь Шу? – продолжал насмешничать всезнающий голос. – За половину красной ленты?

– Я бы и половины своего сердца не пожалел, – буркнул Цзинъянь, чувствуя себя дурак дураком.

– Даже так… – Ветер ли метнул поземку по слежавшемуся насту, или хули-цзин вздохнула, не понять. – Красиво говоришь, знатный мальчик. Сумеешь ответить за слова делом?

– Не стоит шутить со мной! Что бы я ни сделал – но сяо Шу мертв. – Горло сдавило подступающими слезами. – И мне не нужен твой…

– Тебе не нужен морок, слышал, не глухой, – лязгнуло в ответ раздраженно, точно щелкнули зубы. Мужчина ли говорил с ним, или женщина? Хули-цзин ведь меняет облики, как богатей – халаты. – Твой драгоценный сяо Шу завис между жизнью и смертью, хочешь рискнуть и качнуть этот камень – вперед!..

Цзинъянь придвинул к себе чарку с деревенской хмельной кислятиной, покачал в ладонях. Хорош оказался боевой генерал! Он тогда сперва чуть не разрыдался, потом принялся орать, потом упрашивал неведомого собеседника, соглашался на все его условия. «Да, взять в попутчики первого встречного, кто войдет в зал харчевни с началом часа крысы. Да, бросить и государевы приказы, и доверенный гарнизон, отправиться вдвоем с незнакомцем вон к той горе, пересечь лес у ее подножия. Вынести оттуда… рыбий мех, цветок папоротника, правый рог цилиня, не-знаю-что! Что, у цилиня всего один рог? Так я о том и говорю... Просто принести подношение на лесной алтарь? Ладно, ладно, что повелишь!»

Он решительно опрокинул чарку, ожесточаясь сердцем. Какие гости на постоялом дворе в глухую полночь? Дороги замело, разбойнички по окрестным дорогам – и те забились в свои логова, луна стоит высоко в небесах, холодная, яркая… Только шалостями хули-цзин и появится тут кто-нибудь. Девица. Наверняка – девица, искусительница, невесть откуда взявшаяся в деревне в своих дорогих шелках, и она явно должна будет сбивать Цзинъяня с пути к цели и соблазнять своим… своим… Тут он невесть с чего смутился. Не то, чтобы они вместе с сяо Шу не успели погулять по парчовым домикам, но ему надо думать о спасении друга, а он – о придуманных девицах!

Порыв холодного ветра всколыхнул застоявшийся воздух. Качнулась занавеска у входа. В полумраке мелькнули голубые шелка и развевающиеся волосы.

– Хозяин, чайник горячего вина и чего-нибудь закусить!

Онемев от неожиданности, Цзинъянь смотрел на чудесное видение. У того в дополнение к расшитым шелкам оказался зычный голос, рост на полголовы повыше самого Цзинъяня и лицо, которое по справедливости нельзя было бы назвать красивым, хотя взгляд оно приковывало. Яркое, смуглое, с чувственными губами и тяжелым, цепким взглядом. Под этим взглядом Цзинъянь вскочил.

– Не разделите ли со мной трапезу? – спросил он как мог уважительно.

– Честь и удовольствие присесть рядом с таким красивым молодым человеком, – улыбнулся новопришедший. – А если по доспехам судить, так вы, верно, целый генерал, господин…

Цзинъянь был не дурак, намек понял:

– Я… зовите меня просто Сяо. Сяо как… как рассвет. – Хотя, конечно, родовое имя императорского дома, и это было известно всякому, кто мог начертать простейший знак, писалось как «полынь». Ну почему он соврал там, где его ложь была видна, точно столб дыма в ясный день? Если дух кумирни знал имя сяо Шу, то уж точно знал, кто таков Цзинъянь, значит, знал это и его посланец.

– Какое удивительное совпадение, господин Сяо, – возгласил тот, присаживаясь. – Я – Чэнь, и тоже как рассвет, значит, нам самою судьбой было предназначено сойтись здесь и сейчас.

Этот Чэнь умел пить. И рассказывать. Язык у него не начал заплетаться и к третьему кувшину, а воображение было подстать лучшим сказителям.

– Заколдованный лес? А как же, знаю! Попробовать можно. Только веришь ли, дружище Сяо – мне рассказывали байку, что его лишь с талисманом из древесины тысячелетнего камфорного дерева и возможно пройти. Забавная байка была! Вот, слушай. Зашли однажды в волшебный лес два верных брата с одним талисманом на двоих, так там такое было... Надел на себя талисман младший, тогда старший обернулся драконом. Красивое, величественное создание, но совершенно безмозглое, никому не в обиду будь сказано! За птицами начал гоняться, поле за опушкой пожег… конопляное. Надышавшись дымом с конопляного поля, сам понимаешь, никто в поход не идет. Проспались на опушке, оба снова люди. Надел талисман старший, тогда младший сделался волком и сел выть на луну, и с места его не стронешь, как ни пихай в мохнатую задницу…

Он был хорош. Болтлив, ярок, умен. Цзинъянь смотрел на него, подперев щеку рукой, и сам дивился, что это он сперва подумал про девиц. От сидящего напротив ему сложнее было отвести взор, чем от любой девицы. Цзинъяню было и задорно, и стыдно себя самого, а все равно, мысли в его голове бродили самые весенние. Как ни понимал он, что хули-цзин созданы для человеческого соблазна (а на то, что этот попутчик объявился здесь случайно, он бы не поставил и медного фыня), только это понимание ничем не помогало. Разве что совесть успокаивала: мол, ты не при чем, это всего лишь чары… Он ведь сюда сяо Шу спасать приехал, а не забавам предаваться… а вот.

– Э, да ты совсем уже спишь, приятель, – с дружеской фамильярностью оборвал свой поток болтовни Чэнь. – Третий сон видишь, и, верно, хорош этот сон, если судить по твоему лицу. Время ночное, пойдем, провожу тебя до твоей комнаты. Чтобы ни одна деревенская красавица тебя по дороге не встретила и не укоротила и без того недолгий ночной отдых.

Цзинъянь вздрогнул. Что это – испытание, на которое он должен ответить решительным «нет», или плата, отдавать которую он не вправе отказаться? Лисы ведь падки на человеческую ци. Нечистая совесть и молодая плоть подсказывали ему, что да, конечно, плата, как же иначе, держи-хватай!

Чэнь об этих сомнениях то ли знать не знал, то ли счел не заслуживающими раздумий. Подталкивая Цзинъяня в спину, он бесцеремонно повел его наверх, к жилым комнатам, повинуясь его молчаливым кивкам: направо, налево. У самой двери комнаты вдруг развернул, притиснул лопатками к стене:

– Дозволит ли красивый молодой господин войти?

Цзинъянь не успел ни обмереть от предвкушения, ни преисполниться возмущением от нахальства, а его уже целовали.

Не всякая приветливая ивовая красотка была достаточно бесстыдной, чтобы с самого начала решиться на поцелуй, Но губы Чэня были полными и сладкими, и куда до него оказалось любым девицам! Вдохи двоих сплелись, точно нити в шелковом шнуре, жар чужого дыхания прожег голову так, что даже затылок взмок, языки ласкали друг друга, и Цзинъянь, залившийся румянцем сразу от стыда и желания, не мог найти в себе сил оторваться. Хорошо, Чэнь сам сжалился и выпустил его губы из плена.

– Что тебе нужно? – прошептал Цзинъянь, точно юнец, никогда не знавший ласки.

Но не услышал в ответ «твою душу, десять лет жизни и первенца».

– Любви сейчас и спокойного сна потом, – ему показалось, или Чэнь едва слышно вздохнул? – И не томи меня у дверей, красивый мальчик, не то я переменю решение на «чтобы ты кричал в моих объятиях до самого утра», а нам рано выезжать.

Мальчик! Да как он смеет! Лицо общительного господина Чэня дышало свежестью молодости, но, видно, он вправду был столетним лисом, а свое весеннее искусство оттачивал по меньшей мере половину этого срока, потому что Цзинъянь таял в его объятиях, как засахаренный мед в кипятке. Из последних сил он попытался воспротивиться:

– Но я не…

– Должен же я знать, с кем еду странствовать!

– Должен, – сдался Цзинъянь, запрокидывая голову для нового поцелуя.

В комнату он ввалился спиной. Чэнь придерживал его обеими руками, облапив за задницу, а лицом уткнулся в шею, точно хотел взять по месту и загрызть на манер гончего пса. Он щекотал, вылизывал, присасывался, прихватывал зубами, а так это было сокрушительно хорошо, что Цзинъянь почти со страхом ждал мига самой любовной схватки: сможет ли он вынести наслаждение столь острое, не расстанется ли с душой, насаженный на тот твердый ствол, который уже сейчас ощущал сквозь шелк халатов?

Да и гуй с нею, с душой, если это поможет исполнить сразу два его желания: постыдное – сейчас и заветное – после!

– Про спутника в дороге надо многое знать… Терпелив ты или горяч, – бормотал ласково Чэнь, завалив его на лежанку лицом вниз и вздернув подолы халатов к взмокшей от пота пояснице. – Вынесешь ли долгую скачку. Молчун или принимаешься кричать сразу, едва для того представится повод. Ну?

Цзинъянь протяжно вскрикнул, насаженный на бесцеремонные длинные пальцы, и из последних сил поймал другую руку, чтобы прижать ее к своим губам.

– Ты, о-ох, невыносим, – шепнул он в ладонь с характерными, узнаваемыми даже под губами мозолями от меча. – Даже у святого отшельника не хватило бы терпения.

– Это не беда, – произнес Чэнь ему в самое ухо. – Терпению я тебя еще поучу. Сейчас я смажу петли твоих медных врат как следует и войду в тебя. А потом буду брать, долго и ласково, пока ты не перестанешь гнать коней к вершине и твои стоны не переплавятся в чистое наслаждение. Ты потеряешь счет времени, изольешься, не зная, полночь ли еще за стеной или уже рассвет. А затем уснешь спокойно и без терзаний.

Цзинъянь хотел бы ответить: «Да, прекрасно спланированная кампания!» – но вместо этого уже издавал нечленораздельные звуки, и прогибался, и поддавал задом, как норовистый конь, и отдавался со всей страстью – что было вовсе несообразно ни его титулу, ни самоуважению, ни мужской гордости, ни даже тому, что этого человека он увидел впервые едва ли полстражи тому назад. И с каждым его задыхающимся криком как будто таял смерзшийся ледяной ком под сердцем.

Утром они выехали рука об руку. Своему капитану Ле Цзинъянь оставил сумбурное, но решительное письмо и не сомневался, что его помощник извернется и сумеет скрыть отсутствие командующего какое-то время. А там… либо случится чудо и сяо Шу вернется из мертвых, либо Цзинъяню и жить-то не захочется.

Его спутник ехал рядом на мышастой кобыле, все в тех же щегольских шелках и волос не подвязав, только плащ поверх накинул (суконный и на первый взгляд простой, но едва приглядишься, видно, что он густо расшит синим по синей ткани). Он был спокоен, весел и не задирист.

– Как тебя звать? – спросил Цзинъянь напрямую первым делом, едва они выехали за ворота. – Называть тебя «господин Чэнь» после того, что ты сотворил этой ночью, неуместно…

– Чэнь – мое настоящее имя, генерал Сяо, – тот едва приметно усмехнулся тот в ответ. – Линь Чэнь. Мы оба были не до конца искренни друг с другом на словах, когда знакомились. Зато после не лгали телом.

Напоминание заставило Цзинъяня покраснеть, но он понадеялся на то, что мороз и так разрумянил ему щеки.

– Я – Сяо Цзинъянь, и я благодарен тебе за подаренное наслаждение, Линь Чэнь, – произнес он как можно спокойнее. – Но, прошу тебя, не делай этого больше. Я точно не отшельник и не в состоянии противиться твоим силам, могу лишь полагаться на твою добрую волю. А я хочу видеть в тебе брата по оружию, а не соперника по любовной схватке.

– О каких бы силах ни шла речь, я готов уважить просьбу брата, – ответил тот без малейшего нажима. Так, как бы мог похвалить удавшийся хозяйке рассыпчатый рис. – Но все же – почему? Я не был тебе люб прошедшей ночью?

– Это все… совершенно неуместно. Для того дела и того человека, ради которого мы едем в этот лес! – договорил Цзинъянь крепнущим голосом.

Довод должен был прозвучать убедительно. По правде говоря, самому сяо Шу, когда тот еще был жив, было до шпиля пагоды Чуньин, с кем именно Цзинъянь мнет ложе, лишь бы потом тот не пожадничал поделиться рассказом. Но нельзя же было ехать воскрешать погибшего друга, а между делом пробавляться весенними радостями!

– В моих мыслях было порадовать тебя, а не добавить поводов для сокрушения. Что, он настолько тебя дорог? – Темные глаза Линь Чэня были прищурены. Может, от сияния снега под ярким солнцем?

– Я же говорил… ах да, не тебе, извини. Просто когда я узнал, что моего друга можно вернуть к жизни, то ответил, что готов пожертвовать ради него половиной своего сердца. Не откажусь от своих слов и сейчас.

Линь Чэнь ответил коротким «Хорошо» – и тронул коня. Болтливый прежде, он замолчал и всего лишь насвистывал себе под нос, и на душе у Цзинъяня понемногу начали скрести кошки. Он терпел долго и все же заговорил:

– Брат Линь Чэнь, могу я тебя попросить ответить откровенно на один мой вопрос?

– Попробуй, но ничего не обещаю. Мне, знаешь ли, не хватает воображения придумать, о чем таком ты можешь спросить.

Цзинъянь набрал воздуха в грудь.

– Я был невежлив и думал только о себе. Я не обидел тебя своей просьбой? И… не нарушил условия, по которому ты можешь мне помочь?

– И только-то! Мое воображение зря мне отказало! Нет, конечно же, нет. Но ты похвально щепетилен, молодой принц, родители хорошо тебя воспитали. – Линь Чэнь потянул повод, подъезжая ближе. – Не волнуйся. Я помогаю тебе доброй волей. А то, то что мы разделили с тобою ложе, не имеет отношения ни к твоему делу, ни к моим обязательствам. Просто немного радости для тела и сердца среди прочих забот. Не надо было обладать нюхом дикого зверя, – он подмигнул, – чтобы учуять в тот миг твое желание.

– Да, наверное. – Цзинъянь смутился и выпалил что-то совсем высокопарное:

– Но ведь мы – это не только желания неразумной плоти!

– Несомненно, – подтвердил Линь Чэнь со всей серьезностью. – Надо бы отыскать тебе на эту тему пару-другую ученых трактатов. Не все же книги с весенними картинками разглядывать, да, мой принц?

Обижаться на этого охальника определенно не получалось. Тем более что слово тот держал безупречно. Дразнил, болтал, вел непристойные речи – это было, но ни разу за все время не выказал Цзинъяню своего желания и не подначил проявить желание его. Хотя уж, будем честны, оно было. Когда в холод двое спят, обнявшись, под наваленными поверх плащами, трудно не заметить, что у товарища по путешествию крепнет не только решимость. Когда и запах – уже знакомый, и тепло, и… «Но ведь мы – не только желания нашей плоти», – повторил Цзинъянь себе упрямо, и тут теплые пальцы легли ему на загривок. Он замер вспугнутой летучей мышью в свете фонаря, но одно нажатие, другое – и его жгучая похоть отступила, смытая сонливостью.

И все же сказать, что Цзинъянь измаялся, раздираемый противоречивыми желаниями, за эти три дня поездки до горы, – значит ничего не сказать вовсе. На заснеженной тропе Линь Чэнь ехал на полкорпуса впереди, и он не сводил с него глаз, таращась бесстыдно и неотрывно. Ни одна красотка никогда так не увлекала седьмого принца, не то что мужчина! Прежде, говоря начистоту, Цзинъянь толком не распробовал южных радостей – для него в сравнении с объятиями нежных дев они были все равно как солдатская бражка рядом с рисовым вином: всегда под рукой, опьяняет не хуже, но вкус так себе. Теперь же при одном воспоминании о ночи на постоялом дворе кровь приливала к паху. Но больше того – не только ласковые руки и крепкая плоть занимали его мысли. С Линь Чэнем было хорошо говорить. Хорошо скрестить мечи, разминая кровь. Хорошо целоваться… то есть хорошо было бы. Должно быть, тот (хули-цзин он был или просто человек, пригожий обликом и искусный в обольщении) приворожил его с первого взгляда и сам не заметил этого. И ведь никто Цзинъяню близости с ним не запрещал, он сам положил себе запрет! Легко быть стойким мужем, упражняющимся в добродетельном поведении, но много хуже – дураком, который запомнил слова трактата о нравственности неверно и теперь без всякого резона мучает себя...

– О чем замечтался, Сяо Цзинъянь? – голос Линь Чэня вырвал его из раздумий. – О женских объятиях, о теплой постели под крышей или о встрече с другом? До всего этого нужно еще дойти. Прежде была прогулка, теперь будет бой.

Лес был как лес. Темные ветви, сугробы, едва протоптанная – кем? – узкая тропинка.

– Хоть ты и мужчина, и генерал, и не совсем беспросветный дурак, все же предупрежу. В лесу ничего не подбирать, ни на кого не охотиться, не разделяться.

– Ты мой проводник, что ли, Линь Чэнь, – поддел его Цзинъянь, но тот отбрил решительно:

– Я твой глас разума, мечтатель! – и стукнул лошадь пяткой, трогаясь с места.

Лошади ступали след в след. Изредка наверху что-то хлопало – то ли снег срывался с ветвей, то ли вспархивала птица. Потом тропинка запетляла так, что потеряться на ней стало проще, чем запутать небрежно разложенные для вышивания нитки – в детстве Цзинъянь не раз устраивал такую неприятность любимой матушке.

– Линь Чэнь, – заговорил он, когда молчание начало тяготить. – Я понимаю, чего в путь сорвался я. Но ты? Не мои же красивые глаза тебя привлекли?

Он пошутил не думая и тут же смутился, понимая, что переступает по небрежности ту черту, которую сам же и провел. Но Линь Чэнь словно не заметил, ответил легко:

– Меня в конце этого путешествия тоже ждет награда. Не одному тебе пообещали благополучный исход, если приложить все усилия.

В душе у Цзинъяня запели весенние соловьи. Если так, его спутник по путешествию - не коварная лиса-дух, подстроившая все с начала и до конца, а такой же искатель счастья, как он сам!

– А-а… я просто подумал… – начал он и осекся.

– Что я собираюсь завести тебя в чащу леса и там сожрать? Нет, ограбить. Нет, надругаться над твоим прекрасным телом! – Линь Чэнь наставительно поднял палец. Он определенно не пропустил мимо ушей оговорку Цзинъяня ранее, не такой он был человек. – Грызть или грабить такого молодца в броне – замучаешься, а что до остальных услад, на ложе я предпочитаю тех, кто идет туда своей охотой.

– Верю, что у тебя нет недостатка в желающих.

– Приятно, что ты воздаешь должное моей несомненной привлекательности хотя бы на словах, – Линь Чэнь фыркнул.

– Я просто не…

– Я все понимаю. Перестань втискивать в слова то, что не нуждается в объяснениях, брат Сяо, – сказал тот строго. – Лучше направь свои усилия на то, чтобы спуститься по склону

Цзинъянь изобразил на лице сосредоточенное внимание, а сам молча пообещал себе, что вот дойдут они, спасут сяо Шу, и… и он пригласит Линь Чэня погостить у себя. Он расстарается! И извинится за свое вынужденное воздержание, и развлечет гостя, и угостит. Принц он, в конце концов, или нищий крестьянин? Хорошо быть опальным принцем, вдруг подумалось ему; в столице ему никто бы не позволил пригласить к себе цзянхусского бродягу без роду и племени, пусть и одетого в дорогие шелка.

Склон сделался круче, наконец, нависшие ветви разошлись. Цзинъянь ожидал, что перед ними откроется узкий овраг, но это была большая прогалина, такая ровная и круглая, что под снегом наверняка таилась не земля, а озерная гладь. Впрочем, морозы стояли уже вторую луну, и лед должен был проморозить лесное озерце до дна. В доказательство снег пересекала отчетливо видная даже в сумерках цепочка вмятин; судя по размеру копыт, матерого оленя, какого хватило бы на пропитание целому отряду. В воздухе остро пахло снегом и еще чем-то душным, горьким, словно в кустах гнило павшее животное. Линь Чэнь первым направил свою кобылу под уклон на лед, и тут Цзинъяня осенило.

– Стой! – заорал он, точно укушенный. Линь Чэнь удивленно оглянулся. Цзинъянь спрыгнул с лошади, от волнения едва не запутавшись в стремени, точно зеленый новобранец, и бросился к нему, повис на поводе. – Стой, нельзя! Там болото. И этот, как его… болотный жрун.

– Сяо Цзинъянь, – сообщил ему попутчик надменно с высоты седла, – не неси чушь. Ты – городской мальчик, а я странствую по цзянху не первый год, и никаких жрунов…

– Я не знаю, как эта тварь зовется по-ученому, – отрезал Цзинъянь хмуро, но сапогами покрепче уперся в снег. – И голову не дам на отсечение, что она там сидит, хотя наверняка эти круглые пятна – не следы копыт, а лопнувшие пузыри. Но что там незамерзшее болото – это точно: ровная гладь, как над водой, но мертвечиной воняет. Двух солдат мы так потеряли. Тебя я терять не готов.

– Даже так? – Линь Чэнь смотрел на него пристально и совершенно нечитаемо. – Приятно было от тебя это услышать.

Потом они швырнули на злокозненную прогалину толстенный сук, и тот, булькнув, медленно погрузился, и тогда Линь Чэнь сказал с великолепно отработанным снисхождением в голосе:

– Ну ладно, столичный юноша, допускаю, что ты кое-что знаешь, не обделен внимательностью и не дал мне замарать подолы моих прекрасных халатов. Но если ты полагаешь, что я буду каяться в самонадеянности… ха, я это сделаю только тогда, когда ты будешь крепко спать!

Может, Цзинъянь был влюблен как дурак и обманывал себя, но в этих словах он услышал одновременно подначку и дружескую нежность. Ту, которую не позволял себе по отношению к нему ни один подчиненный и не питал ни один из братьев. Только сяо Шу, которого больше… Нет. Дух у кумирни не мог соврать. Сяо Шу жив. Цзинъянь его спасет.

Болото они обошли большим крюком и углубились в путаницу тропок. Линь Чэнь сообщил, что, если повезет, до своей цели они доберутся к закату. Не повезет – заночуют здесь же, под низкими еловыми ветвями, потому что он – человек осмотрительный, а не безрассудный идиот, который тычется невесть куда в заколдованном ночном лесу!

Цзинъянь и не спорил. В чаще и днем царил полумрак, а в непроглядной, хоть глаз выколи, ночи блуждать от одной незримой опасности к другой было бы вовсе самоубийством. Но сейчас луч склоняющегося к горизонту солнца скользнул между голых ветвей, красиво заиграл на искрящемся снегу, осветил без разбора могучие сосны и прильнувшие к ним невысокие рябиновые кусты. На рябине еще оставались прихваченные морозом ягоды – розовато-белые, как из лучшего фарфора, ровные шарики. Цзинъянь отщипнул гроздь с ближайшего куста, залюбовался их молочной гладкостью. Как кожа красавицы, не знавшей солнца… У Линь Чэня кожа не такая. Она вызывающе смуглая, как темное золото, и соленая под губами. Ее ласкали без разбора и ветер, и солнце – и должно быть, в летнюю пору Чэнь без всякого стыда плещется нагим в реке. Он… Цзинъянь зажмурился и быстро кинул в рот ягодку, чтобы перебить неуместные любовные мысли. Простое зимнее лакомство, кисловатое и освежающее, должно было его отвлечь.

Итак, при удаче они доедут к вечеру. А что потом? Ответ «разъедутся каждый своей дорогой» с некоторых пор его больше не устраивал. Сейчас было рано спрашивать, однако вопрос этот зудел в мозгу Цзинъяня, как надоедливая осенняя муха.

Нет, подумал он, не доедем мы до вечера. Уже темнеет. Солнце перестало заливать лес, тени сгустились на глазах, скоро и дорогу можно будет разглядеть с трудом. Не пора ли искать место для ночлега?

– Линь Чэнь, стой. Да стой ты! Ясно уже, что мы не успеем засветло, если твое святилище не в одном ли отсюда. Надо устроить шалаш, пока я еще способен разглядеть без огня собственные пальцы.

– У тебя с этим проблемы? – насмешливо удивился Линь Чэнь.

– Не скажу, что я из тех несчастных, что ищут свою же задницу с фонарем, – усмехнулся Цзинъянь в ответ, – но не думал, что в лесу темнеет так быстро.

Хрупнул снег под лошадиными копытами. Потянуло ознобом.

– Ты укололся шипом? Или ты что-то съел? – Пальцы цепко и жестко ухватили его за запястье, стиснули. Такие горячие, хоть и без перчаток! – Три яньло тебе в глотку! У тебя что, уже язык отнимается?!

– С чего бы вдруг? И ничего я не ел, вся еда в тюке завязана. Рябины вот отщипнул – хочешь?

Линь Чэнь без единого дурного слова потащил его с седла.

– Садись! Сюда, на вьюк. Видишь вьюк? Если еще видишь, значит, боги пока присматривают за тобою с небес! А если ты решил угоститься ягодками, значит, гуй нашептывает тебе всякий вздор из-за левого плеча. Только умалчивает, что рябина в этом лесу растет непростая. Сядь! Спину расслабь, руки вытяни, я будут тебя вязать.

– Я что, разбойник, чтобы меня вязать! – запоздало возмутился Цзинъянь, но не стал противиться иначе, чем на словах.

– Сказать, что тебя ждет после лесного угощения? Сперва потеря зрения. Потом красные вспышки. Глотай пилюлю, ну! Потом помутнение рассудка – не слишком долгое, но, чтобы убежать в чащу, потеряться и замерзнуть насмерть, тебе хватит. Дальше обморочная слабость… в нашем случае, еще сон, глубокое раскаяние и вечная благодарность моей запасливости.

– Ты меня не разыгрываешь? – усомнилась недоверчивая часть души Цзинъяня. И что именно он там сейчас проглотил из рук Линь Чэня, еще семь мудрецов на горе надвое сказали!

– Зачем? – Лицо его спутника белело в надвигающейся темноте плохо различимым пятном, словно на него набросили вуаль, но в голосе легко было разобрать удивление. – Так себе развлечение в заснеженном лесу: сидеть с тобой, неразумным, пока ты не очнешься.

– Значит, решил меня напугать. – И испугаться было чего. Тело ощутимо немело, делалось ватным, и вовсе не из-за аккуратно намотанных колец веревки.

– Пугать тебя – что колотить тренировочный манекен, генерал Сяо! – Темно, очень темно, лица не разглядеть вовсе, но глазами души Цзинъянь отчетливо представлял, с какой усмешкой Линь Чэнь на него смотрит. – Если бы я был склонен к злым шуткам, подсыпал бы тебе не отравы, а зелья, горячащего кровь. Тебя бы оно взяло с первой щепотки.

«Я был бы не против», – честно подумал Цзинъянь и зажмурился. Картина перед глазами не поменялась: на черном все равно вспыхивали алые искорки, будто над костром ночью. Как там – сперва красные вспышки, потом помутнение рассудка?

А потом пришла волна и накрыла. Вышибла воздух из легких, измолотила о прибрежные камни, погребла под собой… слов таких у Цзинъяня не было, чтобы внятно передать, что это с ним происходило. Но когда он пришел в себя, болела каждая жилочка, а голова гудела так, словно ее использовали вместо барабана минъюань у входа в городскую управу.

– Ну ты и здоровый лось! – прозвучало где-то над его головой. – Ты мне не просто должен, а еще и за ущерб. Ты меня своей твердой башкой долбануть умудрился.

– Буйвол, – прохрипел Цзинъянь. В горле пересохло. – Не лось.

Он упрямо разлепил глаза – но разглядеть все равно ничего не смог. Светлый халат Линь Чэня почти сливался с синеватым снегом, а его развевающиеся волосы были неотличимы от путаницы ветвей.

– Я ни…

– Пока ты в ужасе не заорал «Ничего не вижу!» – имей в виду, уже стемнело. Почти стражу я с тобой просидел, пока ты бился, как карп на суше.

– Спасибо.

– А ты меня, негодник, в подбородок боднул, – добавил Линь Чэнь мстительно. – А потом мне еще ворочать тебя, спящего, пришлось, пока свою веревку обратно сматывал. Лучше бы я настоящего лося в лесу добыл, и то меньше трудов. Вовек не расплатишься за мою к тебе доброту и заботу, брат Сяо!

– Спасибо!

– И за твою собственную дурость.

– Извини… Чем неразумный может искупить свою вину и неосмотрительность?

– Чем-то вроде этого! – Линь Чэнь хохотнул. – Покаянное лицо и большие глаза. Ты так делаешься невыразимо трогателен, знаешь?

«Ночь – хоть глаз выколи, откуда тебе видеть, какое у меня лицо?», хотел спросить Цзинъянь, но не стал. Главное, Линь Чэнь шутит, слава всем богам. Значит, совершённую им глупость простит. «Я все сделаю, чтобы простил! Нам бы только до цели доехать».

Потом расслабленность и тепло тела рядом все-таки взяли свое, и он уснул. Ему снился Линь Чэнь в своих щегольских халатах, поднимающий чарку за здравицу в самом сердце его, Цзинъяня, личных покоев, и сяо Шу, сверкающий глазами с постели – больной, слабый, но несомненно живой.

Тронулись они с места, как рассвело. Цзинъянь придирчиво прислушивался к себе – но ни слабости, ни помутнения в глазах, ни невозможных видений не было. До тех пор, пока они не выехали к…

– Мост! – Цзинъянь в изумлении хлопнул себя по бедру. – Пресвятая владычица Гуаньинь, настоящий мост! Откуда, в этой чащобе?

Может, он был достаточно наивен, чтобы полакомиться обычной рябиной с куста в незнакомом лесу, но уж в парадный мост посреди глухой чащи точно не верил. Не просто парадный, императорский! Горбатый, как драконья спина мост с резными боками и с постаментами в красном лаке и позолоте, на которых восседала пара каменных изваяний: настоящие собакольвы-шиши… Судя по оторопевшей физиономии Линь Чэня, тот тоже не ждал подобного сюрприза.

– Мост?

– Мост… – Линь Чэнь смотрел, прищурясь. Скатал снежок и кинул – тот пролетел у подножия между львятами и упал на припорошенный камень. – Настоящий, похоже. Узкий, конечно, и без перил, но лошадь в поводу я тут проведу без труда. Ты сам справишься?

Рано хвалился. Но едва Линь Чэнь наступил на плиты, как в воздухе раскатился странный гул, тревожный и низкий. Нет, не гул, а… рычание? Ши-ши рычали утробно и грозно, словно обычные охранные псы, а не священные хранители императорских гробниц. Линь Чэнь предупреждающе положил руку на цзянь. Львята оскалились, щенок выбрался из-под лапы матери и подобрался. Линь Чэнь тоже раздраженно дернул верхней губой, но совладал с собою, отступил.

– Что это за напасть? – спросил он брезгливо. – Не морок точно, я бы узнал.

– Это я тебя хотел спросить, – отозвался Цзинъянь растерянно.

Он сделал несколько осторожных шагов по скрипящему снегу – ши-ши сверкнули красными глазами, но не издали ни звука. Подошел почти вплотную, предупреждающе напрягшись и готовый защищаться от прыгнувшего зверя рукой в плотном кожаном наруче, – нет, те не пошевелились. Вышел вперед Линь Чэнь – снова грозный рык и оскаленные пасти…

Протанцевав у моста какое-то время, они убедились в точности: одному львята на мост ступить не позволяют вовсе, а другому не противятся. Лишь когда Цзинъянь сделал пару шагов наверх, правый лев рявкнул, коротко и предупреждающе. Словно часовой строго, но беззлобно спросил пароль для прохода.

Вот этот пароль седьмому принцу двора был хорошо известен. Он тщательно расправил полы одежд, отложил меч и простерся в поклоне. Земное поклонение предкам, императорскому дому, духам-хранителям – защитникам Закона. С перечислением имен и восхвалений – по малому обряду, безупречно и тщательно, как Цзинъянь затвердил давным-давно. Нелюбимый императорский сын, ребенок простолюдинки, лучше других знал, что любая допущенная им ошибка в придворном ритуале – это повод для наказания. Но кто бы мог подумать, что это знание пригодится ему в заснеженном лесу!

Глаза статуй-хранителей из красных сделались сердоликовыми, и тогда Цзинъянь решился. Он обернулся, ухватил Линь Чэня за бока и, поднатужившись, взвалил к себе на плечо. Можно было, конечно, взять и на руки, так было бы даже приятней, но его спутник был отнюдь не хрупкой красавицей, а мужчиной в самой силе. К чести Линь Чэня, тот охнул, но не дернулся, и даже быстро обнял его за шею. Ухо тронуло теплое дыхание:

– Умно. Думаешь, сработает?

– Угу!

Пыхтя, Цзинъянь тащил свою ношу по крутому, ничем не огражденному мостику и только надеялся, что под подошву не попадется лед. Сердце колотилось как бешеное: от азарта, страсти и предельного напряжения сил. Путь казался бесконечно длинным, точно он шел по знаменитому «Мосту божественного долголетия» в Фуцзяне. Еще шаг, еще… он пошатнулся, испытал отчаянный ужас, падая, но Линь Чэнь ухитрился как-то оттолкнуться, взмыть в воздух, точно сокол с руки, и последние пару бу до линии снега перелететь, так что Цзинъянь кубарем подкатился к его ногам.

Они сидели в снегу и тяжело дышали.

– Это кто из нас… лось, – выдавил Цзинъянь.

– Ты тяжелый. У тебя панцирь! – Линь Чэнь хлопнул его по груди. – А мое ничем излишним не прикрытое и не отягощенное тело…

Цзинъянь закрыл глаза, внезапно представив это самое тело. Ничем не прикрытое, да уж. Красиво очерченные мышцы, твердая плоть, улыбка, сияющая, как молодой месяц в вышине.

– Ты во всем первый, брат Линь Чэнь, и в первую очередь в умении спорить.

– Только никогда у меня не складывалось с собаками, – поделился Линь Чэнь, когда Цзинъянь отдышался, беспрепятственно привел с того берега лошадей, и они тронулись в путь. – Ладно с живыми, но чтобы с каменными!..

– Забавно. А у меня, наоборот, есть ручная волчица. Но ши, сам понимаешь, не собаки. Лепешкой их прикормить бы не удалось.

– Да уж, хвала твоей памяти и сообразительности! Ну и благословение богам за удачу. Не все, что попадается в этом лесу, отвечает своему облику. А кое-что только облик и имеет, но от этого не делается безобиднее.

«Я тоже – не самое безобидное существо из всех живущих в Поднебесной, – подумал Цзинъянь с гордостью. – А уж вместе с таким спутником, как мой, знающим и ловким, мы горы свернем…» Умением парящего полета Линь Чэнь владел отменно, надо будет попросить у него урок, когда их путешествие останется позади. Чего Цзинъянь никогда не уставал делать, так это учиться.

Тропа сделалась проходимей, зато сам лес словно поставил себе целью сбить их с пути. То сверкнет между деревьев мягким блеском золота, то выпорхнет почти из-под самых копыт птица с драгоценным оперением – с виду феникс, то девичьи голоса, нежные, как журчание воды, примутся перекликаться где-то поблизости. Наивные соблазны этих обманов вызвали у Цзинъяня улыбку. Принцу ли поддаваться на женщин и сокровища, когда исполнение главного его желания маячит впереди, а человек, пленивший его взгляд, едет с ним рука об руку?

Только лязг оружия заставил его насторожиться.

Среди деревьев мелькнуло, приближаясь… Черное с серебряным драконом знамя – ненавистный штандарт Великой Юй. Давние враги, заматерелые. Те самые, которым преградила путь армия Чиянь. И те, в изменническом союзе с которыми обвинили маршала Линя и брата Ци, чтобы предать казни. Небольшой, но свирепый отряд юйцев заметил их двоих, бросился в атаку. Оскаленные яростью лица, запятнанные кровью мечи… А Линь Чэнь даже без доспеха! Цзинъяня точно в сердце ударило. Руки действовали сами, без участия рассудка. Сорвали боевой лук с креплений у седла, кинули на тетиву стрелу…

Словно молния метнулась рядом, замеченная им самым краем глаза, но опередившая и стрелу, и порыв ветра.

Линь Чэнь приземлился в полудюжине шагов перед ним и ухватил оперенную смерть за древко. Он извернулся в воздухе и перекрыл дорогу стреле в одном мучительно длинном прыжке. Человек такого не смог бы, будь он величайший из мастеров тайной школы боевых искусств, но хули цзин – смог.

От потрясения Цзинъянь разжал пальцы, роняя лук. Исчез вышитый плащ, меч, сапоги; тело Линь Чэня окутывал только шелк – белый, как нетронутый снег, как погребальный саван, Глаза горели яростью, сверкая, точно угли. Мех на пушистом, черном с проседью хвосте стоял дыбом, пушистые уши подергивались. На левом сверкала знакомая серьга. В левой же руке трепетал невесть откуда взявшийся бумажный веер.

– У тебя стрелы лишние или голова лишняя? – рявкнул он обычным человеческим голосом, но так, что испытанный боевой конь Цзинъяня аж присел на задние ноги. – Что в этой голове мозгов нет, я уже понял! Смерти ищешь и меня вместе с тобой хочешь на тот свет увлечь?

Цзинъянь втянул не погубленную пока голову в плечи. Юйцы за спиной его спутника растворились в вихрях снега, так что было ясно: Цзинъянь чуть было не попался на выморочную обманку. Но ведь враги растаяли и больше им не грозили, в конце концов!

– Линь Чэнь… – позвал он осторожно.

– Сто лет как Линь Чэнь! – огрызнулся тот, тяжело дыша. Была ли это фигура речи или чистая правда, Цзинъянь поостерегся спрашивать.

– Я дурак, – покаянно склонил он голову.

– Знаю!

Уши Линь Чэня дрожали, хвост ходил волной, и он казался таким перепуганным, каким Цзинъянь его не видел ни разу за все их путешествие.

– Я… не натворил непоправимого?

– Не знаю. Демонам даолао твою душу через стрелу притянуть – как ребенку съесть сахарное яблочко на палочке. Но я, кажется, успел. – Линь Чэнь уселся, скрестив ноги, прямо в снег, воткнул стрелу перед собой и уставился на нее мрачно и молча. Потом и вовсе зажмурился.

– Что ты делаешь?

– Медитирую, чтобы смирить гнев и одного несдержанного болвана насмерть не загрызть, – проворчал тот, не открывая глаз. – Что, поверил? Воздух слушаю. Кажется, обошлось.

– Линь Чэнь, – повторил Цзинъянь шепотом, словно громкий голос мог обрушить снег с ветвей – и случилось бы непоправимое. Хотя совсем недавно Линь Чэнь орал на него так, что земля содрогалась, и ничего. – Ты действительно хули-цзин?

– Ты не только несдержанный, но еще и слепой? – отозвался тот сварливо. Куда делись спокойствие души и необидчивость, которым Цзинъянь втайне так завидовал! – Да. Радуйся! Ты был соблазнен зловредным лисом, но чистота твоей, гуй тебя побери, души, возобладала. После той ночи я не посмел на тебя посягнуть, зло посрамлено и все такое. Если все еще боишься, что я все же вытянул часть твоей ци на ложе – да больно мне было надо! Детей не обижаю.

– Я ничего такого не думаю, Линь Чэнь, – отозвался Цзинъянь оторопело и потому слишком церемонно. – Ничтожный благодарит тебя за помощь и за спасение своей жалкой жизни.

– Это прозвучало бы лучше, если бы я не сидел на земле, а ты не пялился на меня с конской спины, – заметил Линь Чэнь отстраненно и встал, отряхивая снег. Подобрал свои вещи с земли (плащ и сапоги и добрый цзянь, были самыми настоящими, раз ни во что не превращались), со сноровкой опытного путешественника приторочил тючок и взлетел в седло. Все это – уже молча. И они двинулись гуськом вглубь леса, Линь Чэнь – первый.

В голове у Цзинъяня толпились, отталкивая друг друга, с десяток вопросов, но он молчал. «Куда ты меня ведешь?» «Я нравился тебе хоть немного, или хули-цзин все равно, с кем?» «Тебе хвост в седле не мешает?» – и самое важное: «Зачем ты все это делаешь?» Даже если Линь Чэнь сам говорил с ним женским голосом у деревенской кумирни, он получил свое в первую же ночь, а дальше делил с Цзинъянем лишь опасности, но никак не ложе. Теперь же, разоблаченный в своем истинном облике, он и вовсе не испытывал в лянском принце никакой надобности.

Но не наоборот.

Цзинъянь смотрел в широкую спину (колышущийся кончик хвоста ему ничуть не мешал) и думал, что жизнь несправедлива. Что он не верит, будто Чэнь раскатывал его по ложу единственно из безличной лисьей похоти. Что он не совсем дурак и видел, как тот все эти дни хотел его – и даже пальцем не прикоснулся, только потому, что один молодой принц запутался в собственных нравственных устоях. А что это, если не высшее человеколюбие? Что ему все равно, есть там этот гуев хвост или нет, и он хотел бы просто обнять Чэня покрепче. И поцеловать. А потом повторить то, что было в первую ночь их знакомства, только теперь – глядя друг другу в глаза. И что это, конечно, невозможно. Привести хули-цзин к императорскому двору – так же немыслимо, как уговорить лису доброй волей пойти в капкан.

– Далеко нам еще ехать? – рискнул спросить он.

– С полдесятка ли, – отозвался Линь Чэнь ровно. – Потерпи, герой, недолго осталось.

Терпеть Цзинъянь умел. Что шутки и озорной нрав товарищей, что холодные, прилипчивые издевки недругов, что горе, грызущее душу. Но труднее всего оказалось терпеть тягостное недоразумение, охладившее только недавно сложившуюся дружбу.

Его попутчик не соврал. Тропа вывела к такой же простой кумирне, с какой началась эта история. Словно Цзинъянь описал круг и вернулся к началу. Деревья плотно сомкнули за ней свои ветви.

– Ну? – Линь Чэнь обернулся. – Вот тебе алтарь, раз ты все-таки добрался в эту глухомань в надежде на чудо. Принесешь дар – откроется тайный путь. Правда, шелковой тряпицей ты на этот раз не отделаешься. Найдется, чем заплатить?

Обычно глубокий, красивый голос Линь Чэня сейчас скрежетнул, как меч по точильному камню.

– Уж не ты ли хочешь спросить с меня цену за проход? – не поверил Цзинъянь.

Он вспомнил, что все сказки о волшебных созданиях заканчивались одним: не бывает дружбы между человеком и лисом. Обольстительная натура хули-цзин могла породить в пылкой душе Цзинъяня любую приязнь, вот только была ли она взаимной…

Линь Чэнь рассмеялся. Глаза его были прищуренными и злыми.

– А ты мне что-то хочешь предложить, добродетельный мальчик? Золото? Себя самого? Или, может, попытаешься связать меня заклинанием? Нянюшка наверняка читала тебе удивительные сказки о хули-цзин, самое время припомнить что-нибудь из ее выдумок. Люди делаются такими забавными, стоит им завидеть пушистый хвост!

– Линь Чэнь!

– Мое серебряное кольцо для прохода сгодится, чтобы ты знал. Только уж извини, принц, получишь ты его разве что с моим ухом. Рискнешь?

Его пальцы стиснули рукоять цзяня – и тут Цзинъянь отмер. Спрыгнул с коня, опустился на колени, почти не думая, что делает, ткнулся лицом в снег:

– Брат Линь Чэнь! Какую бы я ни нанес тебе обиду, прости!

Тишина. Тяжелое молчание над его головой. Цзинъянь вдруг ощутил, как заполыхали щеки. Это при дворе можно было начинать извинения с земного поклона, а тут… Он поднялся на ноги и решительно договорил:

– Но прошу тебя, наставь глупого. Я не пойму, чем тебя так сильно обидел, но не хочу лишиться твоего расположения и помощи, даже не зная, за что.

– Помощи, ну да… – Линь Чэнь дернул щекой, но за меч больше не хватался. – Я испытывал тебя по дороге сюда. Выходит, ты так сильно любишь своего Линь Шу, что и хули-цзин готов поклониться, только бы к нему попасть?

– Он все-таки жив? – Сердце трепыхнулась, когда Цзинъянь поймал Линь Чэня на этой оговорке. – Жив на самом деле, а не так, чтобы мне его от Желтого источника еще пришлось тащить?

– Чтобы у меня на попечении, да не был жив! – Линь Чэнь с возмущенным видом отвернулся, сложив руки на груди. Помолчал. – Плох, это да. Но выживет. Ну вот: все вызнал, все выпросил? Ласковый теленок голодным не останется, это точно. Теперь просишь одного любовника отвести тебя к другому и не краснеешь?

– Да ты в уме повредился! Что за любовник, какого гуя… Ой. – Цзинъянь осекся, хлопая глазами. А потом спросил потрясенным шепотом: – Линь Чэнь, ты что… ревнуешь? К сяо Шу ревнуешь?

Линь Чэнь, надувшийся и ощетинившийся, как разозленная рыба шар, – видел Цзинъянь такую диковину в Дунхае! – не отвечал. Только пушистыми ушами подергивал.

– Линь Чэнь … Если ты спас жизнь сяо Шу, моего дорогого и не раз оплаканного друга, я обязан тебе здравым рассудком. Только позволь мне хоть раз увидеть его своими глазами, чтобы я не гонялся потом за вами обоими по всей Поднебесной ближайшую дюжину лет!..

Боги, должно быть, посмеиваются с небес, смешав в одном сосуде невозможное и невероятное и вылив ему на голову. Друга, вернувшегося из мертвых, и хули-цзин, добродетельно заботящегося о людях. И Цзинъянь будет безнадежным дураком, если упустит из рук чудо. Решившись, он шагнул вплотную к человеку… к товарищу, попутчику, любовнику, которому было нипочем стоять босыми ногами на снегу, но который вздумал терзать свое сердце очевидной несуразицей.

– Но клянусь своим добрым именем и памятью предков, Чэнь-гэгэ, что ты можешь оставить любые мысли о ревности. Они не только отравляют твою душу, но и могут повредить больному на твоем попечении. Да-да, ведь стоит тебе заявить сяо Шу, что мы с ним любовники – его от возмущения удар хватит, и тебе же придется его выхаживать!

– Врешь ты все…

– Я? Ради сяо Шу я бы в преисподнюю Яньло полез, как и он – ради меня, это верно. Но не ему же под халаты! Зато ты, будь ты даже не чуткий хули-цзин, а просто муж, не чуждый весенним радостям, никак не мог не заметить, что только тебя я ел глазами все время. Я столько раз себя клял за то, что зачем-то решил блюсти целомудрие в пути! Надеюсь, твоего человеколюбия хватит на то, чтобы простить мне эту глупость и еще порадовать мое сердце и тело.

– Ты, неразумный льстивый мальчишка! – выговорил Линь Чэнь напряженным шепотом. – Хочешь, чтобы все было по-твоему, и ради этого даже к лису в пасть прыгнуть готов?

– Ты забыл прибавить «похотливый», – серьёзно поправил Цзинъянь. – Тогда твоя отповедь, старший брат, звучала бы убедительней. Ну как, возьмешь меня… с собой?

***

– …ты на нашей горе – гость! Мой личный, между прочим. И не должен бегать наравне с подмастерьями по всякому поручению нашего капризного общего друга. Разумеется, ты устал. Сядь и выпей со мною.

Шелка на Линь Чэне были изысканные, персикового оттенка, а черный мех вольно выпущенного хвоста красовался на них, как смоляной локон – на румяной щечке красавицы. И полулежал хозяин волшебной горы у чайного столика с таким видом томной неги, будто и не он начал день с трехкратного повторения воинского канона, потом весь день носился по горе Ланъя, точно зловредный гуй от даосского заклинания, таскал сяо Шу на руках в купальню и еще перелил в него добрую порцию своей ци. На предающегося упражнениям Цзинъяня он смотрел почти возмущённо.

– Сам знаешь, Чэнь, меня измотала не усталость, а тревога за друга. Сяо Шу…

– Чансу.

– Да как ни назови! Уже три луны, как я его увидел впервые, а в его состоянии почти нет перемен. Он выздоравливает медленнее, чем ледник сползает с гор, и у меня сердце не на месте. А при чрезмерном напряжении сердца телесная разминка только на пользу, так мне матушка говорила.

– Должно быть, ее наставления ты слушал вполуха! Потому что не запомнил даже самого простого: не прекословить старшим и верить каждому их слову, как святым сутрам. Выздоровеет он, а еще быстрее, если будет меня слушаться! – Линь Чэнь запрокинул голову и опростал чашечку с вином, крохотную, как венчик цветка. – Горе мне, как глубоко я провинился в двух прошлых жизнях, что обречен нынче вечно спорить с непослушными пациентами…

Цзинъянь замер на половине движения, перетекая в стойку-дулибу. Наставник Мэн был бы доволен его прилежностью.

– Ну я-то тебе не пациент! Не ты ли вечно говоришь, какой я здоровый, м-м… зверь из северных лесов с вот такими рогами? – Он вздохнул. – – Скажи, почему это все дорогие мне люди сравнивают меня с рогатыми тварями!

– За чем дело стало? Иди ко мне на ложе, и я смогу сравнить тебя с могучим драконом, который плещется в горячем источнике. Жаркий, скользкий, извивается всем телом и оглашает окрестности торжествующим…

Между прочем, и дракон не лишен рогов. Пришлось пресечь эту насмешку, опустившись рядом и сорвав поцелуй с полных, ярких, отдающих вином губ.

Линь Чэнь моментально извернулся и пересадил его к себе на бедра, раздвигая полы своих халатов и задирая одежды Цзинъяня. Хитрый лис, всегда готовый соблазнить, заморочить и вознести к вершинам блаженства! Его орудие было уже готово к жестокому бою, и Цзинъянь, обмирая от удовольствия, поерзал, притираясь плотью к плоти. Стыдно сказать, но сочетанию тел они двое предавались чаще, чем юнцы, которым только дай приткнуть куда-нибудь свой корешок. И вроде бы гостил Цзинъянь на горе нередко, проходя сюда прямым волшебным путем, и печалей в его жизни хватало с лихвой, чтобы не думать непрестанно о весенних забавах, и сам Линь Чэнь чудом выкраивал в своих хлопотах время даже на сон и еду… Но стоило им оказаться с глазу на глаз, как тот находил новые упоительные поводы для быстрого соития, и не по разу за день. Он не заимствовал у Цзинъяня ни капли ци, это было решено им непреклонно раз и навсегда, но, словно в отместку за подобное ограничение, всякий раз взламывал его сдержанность, как половодье – весенний лед, и будил сладостную похоть тысячей разных способов. Вот и сейчас: стоило ему, изогнув замечательный пышный хвост, пощекотать Цзинъяня по голой пояснице, как в чресла точно горячим плеснуло.

– Нетерпеливый младший брат, – промурлыкал Чэнь. – Так спешит встретить гостей, что не снял засов с ворот.

Сам Линь Чэнь уже приспустил штаны, выпустив драгоценный стебель наружу, и тонкий шелк исподнего Цзинъяня тут же промок, едва Чэнь принялся наглаживать его плоть. Он тяжело задышал. Глаза его любовника потемнели, в радужке мелькнули золотистые хищные искры.

– Ложись прямо тут на подушки, я тебя избавлю от штанов быстрей, чем счищают шкурку с мандарина, и провожу к сияющим пикам кратчайшим путем, сам и взмокнуть не успею. – Язык у Чэня был умел до чрезвычайности, что в острых речах, что в прихотливых ласках. – Потом отведу в спальню, сам разденусь и ни одной нитки на твоем теле не оставлю…

Когда именно во время этих бесстыдных разговоров Цзинъянь оказался лежащим навзничь, а его ноги скрестились на покрытой персиковым шелком спине, он в точности сказать не мог. Лисье колдовство, не иначе. Ключ вошел в его смазанную скважину на всю длину, и он охнул, выгибаясь на лопатках, чтобы впустить возлюбленного в себя хоть на малость глубже.

– А-ах, Чэнь…

– …вылижу всего, от пупка до яшмовых бубенцов, губами жезл приласкаю, языком красную жемчужину раздразню…

Цзинъянь сжал коленями его бока и пришпорил пяткой по крепкой заднице. Линь Чэнь таранил его нутро с восхитительной силой, каждым ударом вырывая стон, и наговаривал в лад:

– …чтобы стояло твое драконье орудие крепко и грозно, демонам на страх, а мне – на самое несравненное удовольствие…

Излился он в тот же миг, когда Чэнь на одном особо размашистом движении досказал:

– Заправишь мне его тогда под хвост, да, Янь-диди?

…И ведь не соврал ни словом.

Задранный к небесам хвост с белой кисточкой вздрагивал от каждого толчка, пока его обладатель, могущественный хули-цзин, распластался по ложу грудью, выгнулся в талии почище танцовщицы и выплясывал на янском стволе Цзинъяня. Он стискивал плоть всем собой, нанизывался, подмахивал, крутил ладной задницей. Зрелище было чудовищно непристойное и пленительное одновременно, а когда Цзинъянь склонился к своему милому, целуя и прикусывая взмокший загривок, Чэнь самым натуральным образом заорал и впился зубами в шелковую подушку.

Потом, когда перед глазами Цзинъяня перестали кружиться победные звезды, они вдвоем добрели до купальни. Вода в бочке почти остыла, зато рядом не было ни единой души. Они ополоснулись, уселись, привалившись спиной к нагретым паром камням, и обоими овладела разморенная телесная сытость.

– Твои подмастерья знают? – спросил Цзинъянь, отхлёбывая лимонной воды.

– Что ты мой возлюбленный? – Линь Чэнь улыбнулся. – Конечно. Они же не глухие. И не слепые.

Он легко дернул Цзинъяня за ухо, где в мочке сидело такое же широкое серебряное кольцо, как его собственное. Пропуск в волшебные врата, особое отличие или знак заключенного союза? Цзинъянь сам не знал. Мысль, что он как-то незаметно вступил в тайный брак с волшебным лисом, до сих пор казалась ему несколько тревожащей. Но, что греха таить, приятной.

– И не одобряют, должно быть?

– Считают тебя безрассудным храбрецом, и только. Кто еще решится своей волей взойти на ложе к хули-цзин?

– А то, что я – драконьей крови, а ты выхаживаешь лянского мятежника, им известно? Будь твоя вотчина похожа на императорский двор, я бы точно сказал, о чем толкуют слуги. Что твои владения больше не сами по себе, а держат сторону одного из царств. Или на волшебной горе и люди живут только праведные, до сплетен не опускаются?

Линь Чэнь долго молчал.

– Мне нет дела до царств. Но я не дам в обиду ни одного из вас, – ответил он наконец и мягко поцеловал Цзинъяня в щеку.

@темы: слэш, фик, Сяо Цзинъянь, Линь Чэнь, Список Архива Ланъя-1, реверс-фест